Открытые окна - [6]

Меня смех разбирает: ну, не Макарон же! А Макар там у себя теряется. Бормочет:

— Ёжик солёный…

И до Кости тут доходит, что он обидел человека. До меня тоже доходит. Макар отвечает с неловким смешком:

— А меня зовут дома: «Мммм!» А ещё иной раз зовут: «Миу-миу-миу!»

Сирену изображает из той игры. Похоже. А Костя и рад тему сменить. Просит его:

— Сыграем ещё в игру? Давай! Один против одного…

Макар сомневается:

— А не затянет? Лучше сходить вместе куда-нибудь…

Костя спрашивает:

— Куда пойдём? В саванну? Или на океанское дно?

Макар говорит мечтательно:

— Что-то охота мне сегодня в большой город! Чтоб там высокие дома и чтоб народа много…

И Костя предлагает:

— Что, на ту площадь, в Нью-Йорке? Помнишь — где все толкаются, ещё полицейский в прошлый раз…

И обязательно же им вместе куда-нибудь идти! Хотя бы и с разных компьютеров. Выходит, Косте и игра не так важна — важней, чтоб кто-то звал его с собой гулять? Чтобы не одному бродить по Интернету?

Мама говорит, что он за Макаром тянется. Глядишь, в сентябре учиться начнёт как следует. По другу его сразу видно, что он хорошо учится.

Костя с обидой спрашивает:

— А это откуда видно?

Как будто мама не хвалит Макара, а ругает.

Мама говорит:

— Он всё хватает на лету. Компьютер у него только появился, а он ориентируется в сети не хуже, чем та рыба в потёмках.

Знакомый космонавт

После той рыбы и после Нью-Йорка он ещё разные ссылки присылал. Свои находки. Нам больше всего понравилось — про космос.

Я только собралась на улицу, а Костя вдруг как заорёт:

— Ленка, Ленка, бегом сюда! Глянь, как загребает!

— Кто загребает? — спрашиваю.

А Костя:

— Кто-кто? Космонавт… Вот он — плывёт!

И точно, космонавт как будто плыл под водой. Тоже в глубинах, но в космических.

Так мы узнали, что на орбитальной станции есть камера. С неё изображение идёт на Землю. Если хочешь, можешь смотреть, как космонавты перемещаются по коридору, плавно загребая перед собой руками.

Мелких деталей не увидишь, и мне лично не понять, что они делают, когда подкручивают что-то или присоединяют к чему-то проводки, или разглядывают что-то на экранах своих приборов. И что они говорят друг другу — не разберёшь.

Костя с Макаром связались, Макар хвастается:

— Вчера космонавт мне кивнул!

Костя не верит:

— Ему что, на орбите делать нечего, как только тебе кивать?

— Да он, — говорит Макар, — между делами… Подплыл к самой камере, вот так вот улыбнулся мне и кивнул!

Должно быть, Макар у себя в Липовке показывает, как именно кивнул, только мы не видим. Что-то у него с веб-камерой… Но Костя бы и веб-камере не поверил.

— Откуда он тебя знает, чтобы тебе на Землю кивать? Это он нам кивнул, всем землянам!

А Макар ему:

— Ёжик солёный! Я не пойму, что — все земляне трансляцию смотрели в тот момент?

Это у него присловье такое — «ёжик солёный». Пока не привыкнешь, кажется, что это он к тебе так обращается. Точнее, к Косте.

— Ёжик солёный! — рассказывает Макар. — Может, я только один в то время и смотрел. А космонавтам легче, когда за ними следят с Земли, переживают…

Может, и верно — легче? Однажды космонавт на себя камеру прицепил так, чтобы руки были хорошо видны, и мы смотрели, как они с напарником работают в открытом космосе. Они что-то присоединяли к ракете, то есть, конечно, к станции. Пальцы у них кажутся совершенно непослушными в толстых перчатках — но нет, справились, всё прошло удачно.

Вечером в новостях слышим — на станции велись наружные плановые работы.

В другой раз мы видели, как космонавт вернулся с таких наружных работ. В белом скафандре он наплывал на камеру. Скользил на спине, головой вперёд, — неуклюжий, неповоротливый. Другой космонавт, его товарищ вёл его, как ведут надувной матрас на реке. Сам плывёшь, загребаешь одной рукой, а другой — матрас держишь.

Вот так и этот парень вёл своего друга, одетого в скафандр. Сам-то он был в каких-то шортах и в маечке. Ловкий, не уставший. То с этой стороны друга подхватит, то поднырнёт, чтоб вместе в поворот вписаться. Волосы у парня кудрявые, вокруг головы вьются во все стороны, колышутся, как водоросли в аквариуме. Понятно — невесомость. Там среди них ещё девушка есть, так у неё хвостик на макушке — не болтается, а держится вертикально, точно какой букет.

А платье на орбите вовсе не наденешь — не станет оно красиво свисать без силы тяжести, в складочки не соберётся. Торчать на тебе будет как попало.

Это мама вздыхает — про платье. Как будто в космос собралась.

Мы уже всей семьёй смотрим, как они живут там, на орбите. И папа не говорит, что мы зря теряем время. Наоборот, спросит иной раз:

— Что нового у космонавтов?

Вот такие вечера я люблю.

Мама напоминает Косте:

— Ты сказал Макару спасибо, что вывел нас на этот сайт? Что мама просила сказать спасибо?

А Косте больно-то охота спасибо говорить? Они стали — вроде как соперники. Я слышала, как Макар хвастался ему:

— У меня теперь есть знакомый космонавт! Я его всегда узнаю! У него светлые волосы, лицо такое круглое…

Костя спрашивает:

— Наш или американец?

А Макару откуда знать?

— Это всё равно, — отвечает. — Главное, он мне кивнул. Я теперь всегда за ним наблюдаю.

А Косте-то никто из космоса не кивнул. Хотя мы с ним тоже всех сможем узнать. И того, с волосами-водорослями. И девушку с хвостиком-букетом.