Открытая дверь - [8]

Юлька вдруг вскочила, засмеялась, крикнула уже с порога:

— Приходи скорее в школу! Я жду тебя!

Петька лежал оглушенный.

А за окном тревожно-радостно ворковали голуби. У реки, в прибрежных кустах ольшаника, стонала невидимая пичуга, в приоткрытую форточку вливался в комнату хмельной весенний воздух.

Никогда еще за всю его короткую жизнь не было Петьке так хорошо, так ожидающе-радостно, так солнечно на душе. Он грезил Юлькой, он плыл в потоке блаженства, которому, казалось, не будет конца, он приближался к Тайне. Он не сомневался уже, что она есть, она существует — Тайна, о которой люди поют песни и слагают сказки. Как же велика и прекрасна Тайна, если, только приближаясь к ней, он испытывает такое… Бедный Коська, что он называл любовью! И все те люди: Лысый с колбасой, Черный из обувного магазина, Коськин отец — они тоже зовут любовью то, что и Коська. Да они просто не знают ее! Им неведома Тайна!

Петька был поражен собственным открытием. Значит, узнать настоящую любовь дано не каждому? Да, да, не каждому! Так вот почему те люди никогда хорошо не говорят о любви, а лишь рассказывают о ней похабные анекдоты или хихикают, как тетя Маша. Но как же Елена Викторовна? Она рассказывает ему обо всем, но никогда о Тайне, будто ее не существует на свете. Почему? Она всегда одна, неужели никто не любил ее, такую добрую и красивую, неужели она никогда не испытывала того чувства, какое испытывает он сейчас к Юльке? Елена Викторовна много рассказывала ему о горьковском Данко, который любил людей и ради них вырвал из своей груди горящее сердце, но как быть ему, Петьке? Его чувство совсем не похоже на данковскую любовь, и Елена Викторовна, кажется, понимает это, но молчит. Несколько раз Петька ловил на себе ее непривычно-изучающий взгляд. Учительница словно украдкой рассматривала его. От этих испытывающих, воровато-любопытных взглядов Петьке становилось нехорошо и поташнивало, как когда-то по утрам от запаха рвоты.

12

После болезни Петька прибежал в школу задолго до начала занятий. Слонялся по пустынному коридору, слушал воркотню уборщицы тети Фени, домывающей пол, и ждал Юльку. Скоро он увидит ее. Увидит!

Школа наполнялась голосами, тетя Феня уже звякнула колокольчиком, а Юлька все еще не приходила. Кто-то шлепнул Петьку по спине портфелем, он ничего не замечал. Отвечал на приветствия мальчишек, смеялся невпопад и думал: почему нет Юльки, что с ней?

Когда прозвенел звонок, Петька, угасший, вошел в класс. И увидел Юльку. Она сидела за партой и листала книгу. Она не повернула к нему головы, но зарделась, и Петька понял: она давно ждет его.

— Здравствуй, — прошептал он, садясь рядом.

— Здравствуй, — так же шепотом ответила Юлька.

Юлькина коленка под партой вдруг коснулась Петькиной ноги, и ему стало нечем дышать. Стараясь пересилить волнение, он перегнулся через плечо девочки, заглянул в ее книгу, спросил как можно небрежнее:

— Что читаешь?

Ответа он не слышал. Мягкие Юлькины волосы лезли ему в глаза, щекотали щеку, от аромата девичьего тела кружилась голова, и вдруг… в разрезе ее кофточки Петька увидел набухшие бугорки ослепительно белых грудей…

На уроке Петька сидел тихо, не шевелясь, устремив внимательно-отсутствующий взгляд на учителя и замирая от Юлькиных прикосновений. Он не мог сосредоточиться на рассказе учителя. Все, что не касалось Юльки, казалось ему сейчас таким ничтожным, мелким, ненужным. Лишь один раз Петька вздрогнул и пришел в себя — Коська ожег его по шее проволочной пулькой из рогатки. Петька украдкой погрозил ему кулаком. Коська кривился, строил рожи, и Петька догадывался: ревнует. Юлька нравилась всем, даже Коське.

На последнем уроке случилось неожиданное. Варвара Федоровна — классный руководитель и безобидная старушка — попросила вдруг Петьку пересесть на другую парту.

— Почему, Варвара Федоровна? — растерянно спросил Петька. — Мы с Юлей с первого класса вместе сидим.

— Так будет лучше для вас обоих. Больше будете думать об уроках, — жестко пояснила учительница.

Класс шушукался и хихикал. Петька взглянул на девочку, ожидая увидеть на ее лице растерянность и смущение, но в глазах Юльки играли смеющиеся озорные огоньки.

Нет, она была необыкновенной девчонкой! Она, казалось, совсем не замечала хихиканья, насмешек, недосказанных замечаний учителей и этим обезоруживала всех. И Петька невольно гордился тем, что такая смелая, независимая и красивая девчонка выделяет его из всех мальчишек школы, хотя иногда всеобщее заостренное внимание угнетало Петьку, держало в постоянном напряжении. И только оставаясь один или наедине с Юлькой он успокаивался, расслаблялся. Петька старался иногда походить на Юльку, не обращать внимания на шепотки и Коськино кривлянье, и не мог. Слыша за своей спиной гнусавый Коськин голосок, занудно напевающий: «Тили-тили тесто, жених и невеста…», Петька злился и нередко бросался на Коську с кулаками. Но больше всего его угнетало молчание Елены Викторовны. Петька вдруг впервые почувствовал себя в комнате учительницы чужим, посторонним человеком, и ему вдруг захотелось увидеть свою родную мать, настоящую, которая его родила. Он редко вспоминал ее все эти годы, с того дня, когда Елена Викторовна сказала ему: «Твою мать суд лишил материнства. Где ты будешь жить: у меня или в детском доме?» За все это время он лишь несколько раз видел мать возле вокзала у пивного ларька. Она стояла за столиком с пивными кружками в окружении небритых мужчин, грызла сухую рыбину и хрипло смеялась. У нее было желтое, чужое лицо, красные глаза без ресниц, и Петька не решался подходить к ней. Он вдруг подумал, что раньше, когда его мать еще не пила водку, она была хорошая, ничуть не хуже Елены Викторовны. Иначе разве женился бы на ней его отец, такой большой, сильный и незлой балтийский матрос.