Открытая дверь - [10]

— Пойдем.

Держась за руки, тесно прижавшись плечом друг к другу, они побрели по улице вдоль высоких глухих заборов. Мимо них с гоготом проносились на велосипедах мальчишки, сзади скулил и рвал цепь Фараон. Из окон деревянных домиков глазели на них сморщенные личики старушек и сдобные лица молодух. Петька почти физически ощущал на своей спине их колкие, любопытные взгляды. И удивлялся на Юльку, — она ни на кого не обращала внимания, словно шли они по пустынному острову.

— Пойдем к озеру?

— Пойдем.

Они вошли в лес, остановились на крутом обрыве возле разлапистой, приземистой сосны. Внизу под ними шелестели уже невидимые волны, гоняясь по песчаной отмели друг за другом, в серебристых кустах ивняка заливисто стонали соловьи.

Петька прислонился спиной к дереву, нашел руки девочки и легонько привлек ее к себе. Юлька доверчиво прильнула к нему и тихо заплакала. Петька целовал ее волосы, поднимал ладонями ее мокрое лицо со своей груди и целовал соленые глаза, нос, губы. По Юлькиному лицу катились слезы, и она улыбалась.

Это была необыкновенная ночь. Ночь — мгновение.

Петьке казалось, что они стоят здесь всего несколько минут, как вдруг озеро посветлело и над лесом показался огненно-желтый горб.

— Утро! — изумился Петька.

— Солнце! — прошептала Юлька.

Они стояли ошеломленные. Как, уже утро?! Нет, этого не может быть! Это сон, волшебство какое-то!

Юлька не разрешила Петьке проводить ее домой, опасалась, что встретит на пути рассерженного деда.

— А если он тебя бить станет? — спросил Петька.

— К Фараону спрячусь, он никому не разрешает обижать меня, даже деду.

Юлька засмеялась, чмокнула Петьку в щеку и побежала по косогору вниз. Он смотрел, как мелькает в кустах, до которых еще не дотянулись солнечные лучи, ее белая кофточка, и вдруг услышал протяжное:

— Лю-блю-ю…

«У-у-у! — подхватил за озером гудок паровоза. — Ту-у-у!»

И Петька не понял: Юлька кричала или голос ее послышался ему в паровозном гудке.

14

Идти домой Петька не спешил, слишком необыкновенным и сказочным было это утро. Отправился бродить по берегу озера. Нашел чуть дымящийся рыбацкий костер, раздул огонь, уселся рядом на холодную росистую траву.

Плескались о берег мелкие волны, шептались старые прошлогодние камыши, от костра полыхало жаром. Из ракитовых кустов по-прежнему неслись соловьиные трели, в колеблющихся струйках дыма ему чудился Юлькин силуэт. Несколько раз Петька вздрагивал: в птичьем свисте он явственно различал Юлькин голос. Он бредил наяву, вплотную приближаясь к барьеру, за которым стояла Тайна. Теперь он и Юлька всегда будут вместе и ничто в мире не может их разлучить, даже смерть. Ради Юльки он не колеблясь отдаст свою жизнь, вырвет из груди собственное сердце, как сделал это горьковский Данко…

Проснулся Петька от холода. Небо было затянуто сплошными серыми тучами, дул свежий ветер. Лязгая зубами, не в силах унять ознобную дрожь, он стал раздувать погасший костер, но тщетно. Ни один огонек не сверкнул в черных углях.

Спустившись к самой воде, Петька поймал в ладони волну, набежавшую на берег, сполоснул лицо и побежал к школе. Бежал быстро, пытаясь согреться, и гнал от себя тревожные мысли. Его глодала вина перед Еленой Викторовной, которая, конечно, всю ночь не спала или искала его. И в школе уже, наверное, знают про него и Юльку.

При мысли о Юльке сразу стало теплее, ослабла вина перед Еленой Викторовной, и предстоящие объяснения в школе и дома стали казаться Петьке не такими уж страшными.

К школе Петька подошел со стороны сада, огляделся. Никого. «Наверное, второй урок начался?» — подумал Петька и полез через забор, и едва не спрыгнул на Коську, выскочившего из кустов.

— Фу, черт, напугал! — пробормотал Коська и выдернул из кармана горящую папиросу. — Меня из класса турнули за рогатку, — пояснил он, — а вы, говорят, влипли?

— Чего влипли? — Петька нахмурился.

Коська зажал ноздрю большим пальцем, жирно высморкался, пояснил:

— С Юлькой-то вы того… — И гнусаво пропел: — Всю ночь гуля-а-ли до утра…

Петька закатил Коське оплеуху, от которой тот скорчился и присел.

— Чего дерешься, — захныкал он, — вся школа про вас говорит. Утром Юлькин дед приходил, хорошо, что ты ему не попался. Он кричал в учительской, сам слышал. Вечером педсовет собирают, турнут тебя, наверное, из школы.

— Ну и пускай! — фыркнул Петька, но сердце его сжалось тревогой. — Юлька где?

— Ее от нас в другой класс перевели, — Коська ожил и скривился. — Расскажи, как вы с ней всю ночь, а? Ну расскажи. Я тебе очки мотоциклетные отдам.

Петька, не в силах дать Коське новую затрещину, тревожился все больше и больше. «Может быть, не ходить в школу, переждать, пока все успокоятся? — думал он. — Но как же Юлька одна? Горло что-то болит…»

Пока Петька раздумывал, прозвенел звонок. Из дверей школы повалила галдящая толпа. Заметив Петьку, одноклассники останавливались и шептались. Смотрели на него с любопытством и… ничего не говорили, не спрашивали. Это молчание действовало на Петьку сильнее Коськиных слов. Стараясь казаться совершенно спокойным, он, насвистывая, двинулся в класс. В пустом классе сидела за столом классный руководитель Варвара Федоровна и что-то записывала в журнал.