Открытая дверь - [9]

13

Из школы Петька теперь провожал Юльку домой. Он нес ее портфель и молчал, а Юлька говорила и говорила, смеялась и словно невзначай прижималась к нему плечом. Не доходя двух кварталов до ее дома, Петька передавал девочке портфель и протягивал руку:

— До завтра.

— До завтра! — эхом откликалась Юлька и убегала.

Однажды в конце мая она предложила:

— Приходи сегодня вечером к нам. Будем готовиться к экзаменам.

— А твой дед? — спросил Петька.

— Приходи, я уговорю его.

— Приду.

Юлька жила за железной дорогой неподалеку от озера. Петька очень волновался, собираясь к ней домой. Как-то примет его Одноглазый, помнит ли его? С того памятного дня, когда Одноглазый выкручивал ему руку с букетом, прошло семь лет. За это время Петька не раз встречался на улице с Одноглазым. Старик или не узнавал его, или не хотел узнавать. Кровянистый немигающий глаз из-под седой брови прошивал Петьку насквозь, будто стеклянного, не задерживался на нем ни мгновения. Часто Петька наблюдал Одноглазого у вокзала, где тот продавал цветы. Среди горластых цветочных зазывал он был единственный мужчина. Он не расхваливал свой товар и не торговался с покупателями, но возле его ведер всегда толпились люди — у старика были самые дорогие, но и самые красивые цветы. Когда у него спрашивали цену, старик лишь молча кивал головой на бумажные цифры, наклеенные на ведрах, и стоял выпрямившись, заложив руки за спину, сверля покупателей жутковато-пронзительным взглядом. Деньги в руки он не принимал. Их бросали ему в жестяную банку, стоящую рядом с цветами. На лице старика, иссеченном крошечными шрамами и синими точками, было в эти мгновения столько злого нескрываемого презрения к покупателям, что Петька робел и невольно проникался к Одноглазому любопытством. Юлька рассказывала ему: у дедушки есть Георгиевский крест за войну с немцами и медаль. Раньше он был сильный и поднимал на штыке человека. Иногда Петькина неприязнь к Одноглазому пропадала, ему хотелось познакомиться поближе и узнать этого гордого, злого нелюдима. Но так было, пока он долго не встречал старика. Стоило Петьке увидеть вблизи его мертвящий немигающий взгляд, как он внутренне ощетинивался, словно злая кошка при виде собаки.

До вечера было еще далеко, а Петька уже отправился к Юльке. Петлял по улочкам и дворам, нырял в заборные лазы, стараясь подойти к ее дому незамеченным. Чем ближе подходил он к дому Одноглазого, тем неуверенней чувствовал себя. В памяти вставали багровые рубцы на Юлькиных руках, выброшенный стариком лягушонок — первый его подарок девочке. Нет, никогда Одноглазый не согласится на их дружбу. Правда, Юлька говорила, что дед теперь не бьет ее и даже ругает редко, а однажды выпил вина и плакал, просил никогда не бросать его.

Юлькин дом напоминал чем-то Петьке громадную лодку, вытащенную на берег и перевернутую вверх дном. Крутая черепичная крыша, скошенная с боков, казалось, лежит на земле, вернее — на кустарнике. Кустарником — густым, с острыми шипами-иглами, сквозь который не пробраться даже курице, — дом был окружен плотным кольцом. Разрывалось это зеленое кольцо только узкой калиткой. За калиткой метался на цепи Фараон — широкогрудая собака со свирепой мордой.

Опасливо поглядывая по сторонам, Петька обошел живую изгородь, пытаясь заглянуть во двор. Рассмотреть двор сквозь густой зеленый кустарник не удавалось. Петька подошел к калитке, Фараон рванулся вперед, вздернутый цепью, поднялся на задние лапы, уставился на пришельца зло и выжидающе. Обрубок хвоста его судорожно подергивался, из оскаленной пасти вывалился язык и трепыхался, словно живая рыбина. Пес смотрел на Петьку, как бы молча приглашая его открыть калитку, проверить свою храбрость. На это решимости у Петьки не хватило. Он перешел на другую сторону улицы, уселся на бревно и стал поджидать Юльку. Странное гнетущее чувство испытывал он сейчас, глядя на Юлькин дом, у которого не было видно окон, одна крыша. Казалось, девочка погребена под этим тяжелым черепичным шалашом злым волшебником, и он не увидит Юльку никогда.

Но вот за калиткой, радостно повизгивая, заметался Фараон, и Петька облегченно вздохнул: Юлька!

По Юлькиному лицу он сразу понял, что вход в дом Одноглазого ему запрещен.

— Не разрешает дедушка тебе приходить, — проговорила девочка и виновато опустила голову.

— Черт с ним! — Петька беспечно махнул рукой. — Обойдемся и без твоего деда.

Юлька присела рядом с Петькой на бревно, подобрала колени к подбородку и, обхватив их руками, примолкла.

Вечерело. Солнце сползало за лес, окрашивая черепичную крышу Юлькиного дома-шалаша в огненно-красный цвет. По улице гонялись на велосипедах мальчишки, где-то играла гармошка и погромыхивал гром.

— От мамы письмо получила, — тихо проговорила Юлька, не отрывая подбородка от колен.

— Что пишет?

— Скоро, наверное, заберет меня к себе. На оленях будем с ней кататься. Она меня любит, и Фараон любит…

— И я люблю.

Непонятно, как вылетели у Петьки эти слова, он совсем не собирался говорить их Юльке. Но девочка, видимо, не расслышала, что он сказал. Она протянула Петьке руку и предложила:

— Пойдем куда-нибудь?