Открытая дверь - [39]

— Сегодня нельзя, — Николай голос подает, — у нас сегодня собрание.

— Ты же дал мне слово, что с бильярдом покончено, — проговорила вдруг Ксюша, приближаясь к нам. — Ты же обещал, Коля!

— Да я так… — Николай сматывал сигнальный конец и не смотрел на девушку, — я только посмотреть. Чего ты, в самом деле, паникуешь.

— Ага, мы только посмотреть, — поддержал я своего напарника.

— Тебе, Андрюша, ходить туда тоже не надо, — Вика ко мне придвинулась, — я тебя прошлый раз предупреждала. Очень прошу, будь подальше от бильярда.

— Пардон, мадам, — возражаю я Вике, — но отрываться от своего рабочего коллектива в дни зарплатных торжеств я не привык. Коллектив же, как я понимаю, твердо нацелен на столовую. А что до бильярда, то, как Максимыч говорит, поглядим — увидим…

— И я тебя прошу, Андрей, — Ксюша поддержала Вику, — не ходи. Николай в наркомана превратился, и тебя искалечат.

— Ксюшенька, извини, — возражаю, — но любопытство в характере моем главное достоинство. Не узнать, как из меня станут делать наркомана, выше моих сил.

— Андрей, я не шучу, — Ксюша посмотрела мне в глаза пристально, повторила тихо: — Я не шучу…

Вот как в жизни бывает! С иным человеком годами рядом живешь и понять его не можешь. На что он способен? Войдет, как в песне поется, в горящий дом или не войдет, выручит червонцем в трудную минуту или не выручит? А другому, как Ксюше вот, в глаза глянешь — и полная во всем ясность. Сейчас что-нибудь выдаст…

— Андрей, ты говорил мне, что я тебе нравлюсь?

— Ага…

— Я сказала тебе, что у меня есть жених?

— Ага…

— Так вот: с этого момента у меня жениха нет!

— Ксюша, да перестань ты, — Николай отложил в сторону акваланг, — не пойду я на бильярд…

— Теперь дело уже не в этом, Николай, — громко проговорила Ксюша, и я заметил, что у нее дрожат руки, — я так решила… Ты прости меня, Николай, но лучше отрезать все разом. Я не хочу быть твоей женой, и это все! Извини, что говорю такое публично, но так лучше…

Слушаю я Ксюшу, ого, характерец! Такого от нее даже я не ожидал!

— А тебе, Андрей, так скажу, коль сорвалось, — Ксюша продолжает, — парень ты мне по душе. Если сердце твое к моему тянется, многое от тебя зависеть будет. Но бильярдистом станешь, как они, — Ксюша в сторону Максимыча с Николаем кивнула, — дорожки наши не пересекутся никогда.

Видно, и вправду сорвалась девчонка. Надрыв какой-то в ней произошел. Говорит и остановиться не может, а сама уже трясется вся. Настала и моя очередь слово молвить, а что сказать, не знаю. Взгляд Ксюшкин аж звенит на мне, как струна натянутая. Сейчас его одним неточным словом оборвать можно, и навсегда. Это я верно знаю, у меня самого в жизни бывали подобные моменты.

— Как там, Ксюша, у Вольтера, — начал, — «Когда не знаешь, что ответить, говори правду», так вроде? Ты сейчас перед нами открылась, буду и я как на духу. Что нравишься мне очень и что женой моей станешь, повторяю. Предчувствие у меня в этом необыкновенное. Но как жене своей будущей скажу: никогда мне условий запрещающих не ставь. В футбол мне играть или на бильярде, сам разберусь. В этом мне не только ты, сам бог не указ. В семейных отношениях я больше всего уважительность взаимную ценю и доверие. Если не будет у нас в этих вопросах контакта полного, разлад семейный получится и разлет. А что до наркомании, за это тебе вовсе бояться нечего. Я против всякой наркомании — и телесной, и духовной — настрой внутренний имею и никогда ей не поддаюсь…

Ораторствую я так не совсем вразумительно для себя даже, но, чувствую, верный тон с Ксюшей взял. Спадает с нее напряжение, отходит она, взглядом мягчает, вот-вот уже разревется. Николай с Викой понять не могут: шутим мы или всерьез разговор ведем. У Николая глаза на лбу, Вика от изумления ушами шевелит, и только Максимыч из-под капота бормочет что-то насмешливое.

Да, болтуном человек очень часто бывает, трепачом. Кажись, чего проще: сделал, а потом скажи, похвастайся. Так нет, норовит наперед разлюли малину развести, а уж потом в лучшем случае за дело приняться. Ну кто меня, спрашивается, тянул за язык насчет устойчивости против соблазнов злачных?

6

Теперь сразу о бильярде. Постараюсь все детально описать, как в милицейском акте. Актов милицейских я, конечно же, никогда не составлял, но читал их великое множество, поскольку (напоминаю) большим любителем детективного жанра являюсь.

Итак, к столовой мы втроем подошли: Максимыч, Николай и я. Молча подошли, без единого звука. Максимыч первым на крыльцо взошел и постучал в дверь кулаком. Уточняю, до этого дверь столовой никогда не запиралась. Постучал Максимыч стуком явно условным: три частых удара, два — с секундным интервалом. Дверь открыл печник Григорий, которого я прежде встречал всегда трезвым, но который морщинистым обличьем своим очень походил на дядю Федю-бетономешальщика. Теперь же Григорий был в легком поддатии (сто пятьдесят — двести граммов) и что-то жевал. Спросил глухо:

— Че опаздываете?

В ответ Максимыч отозвался вопросом:

— Байрамов здесь?

— Все здеся, — ответил Григорий и мягко икнул.

Детективная таинственность на условном стуке в дверь, увы, окончилась. Все остальное в помещении, куда вошел я следом за товарищами, выглядело просто и буднично, как в стройтрестовском мужском общежитии. В просторной комнате народу собралось, как насчитал я, двенадцать человек. В основном наши все, байрамовские, из чужаков один — розовощекий дядька в кирзовых сапогах и выгоревшем клетчатом пиджаке, по загару и одежде — прораб. Незнакомец этот с Байрамовым на подоконнике сидели, беседовали, двое за длинным столом в картишки перебрасывались, двое в шашки играли, остальные в центре комнаты толпились возле бильярдного стола. Хоть и напичкан я был недомолвками про бильярд, поначалу на невзрачный столик этот внимания особого не обратил. Нечто подобное, помню, у нас в ротной каптерке стояло, Вася Дрозд на нем виртуоз был шарики катать. Бильярд я, честно говоря, иносказательно уже воспринимал, особенно после Ксюшкиной истерики, чем-то вроде игры в очко или иного какого азартного баловства. Бильярд здесь не иначе для отвода глаз, для маскировки. А вот тумбочка возле бильярдного стола выглядела празднично. Стояли на ней четыре бутылки водки (одна пустая), две коньячные бутылки и граненые рюмки из зеленого стекла. И еще — столовый поднос с бутербродами. С красной икрой бутерброды, с черной, с колбасой, сыром, яйцом, килькой. Все это я успел единым взглядом охватить, прежде чем «всеобщий привет» бросил. И прямиком к Байрамову направился. Бригадир мне навстречу с подоконника поднялся, пожал жестко руку, представил розовощекому незнакомцу: