Открытая дверь - [38]

— Может, шабашим, Максимыч? — предложил я начальнику станции. — В магазин слетаю, с меня сегодня причитается.

— Нет, — отрезал Максимыч, — весь «дикий» пляж до вечера закончить надо, я Байрамову обещал. Под воду чья очередь идти?

Пришлось мне впервые в своей жизни с нетронутой получкой в кармане продолжить трудовой день. Натянул я гидрокомбинезон, Николай принялся «аппендикс» у меня на груди резиновым жгутом закручивать. Примечаю: напарник мой не в себе, глазами в сторону косит, команды водолазные сквозь зубы отдает. Ага, соображаю, значит, дознался Николай про мою симпатию к своей невесте. Интересно, кто ему сказал: Максимыч или Ксюша? Ну, да ладно, это даже к лучшему. В таких вопросах всегда ясность должна быть.

Нацепил Николай на меня груза поясные, акваланг на спину навесил, за штуцер маски моей взялся, и тут наши глаза наконец-то встретились. Я аж вздрогнул внутренне от его взгляда. Не скажу чтобы злобным его взгляд был, ненавидящим или еще с какой страстишкой, скорее наоборот: ледяной, мертвящий, как у змеи. Хотел я с Николаем заговорить, да поздно, во рту загубник. Включился в аппарат, Николай мне команду цедит:

— Пошел!

Захожу я в воду с корзиной в руке, а в голове вопрос вертится, которым уже несколько дней мучаюсь: почему у меня такая уверенность, что Ксюша меня предпочтет, а не Николая? Чем я, в самом деле, Николая лучше? Что такое в себе имею, чего у напарника моего нет? На вопросы эти меня ведь не Максимыч натолкнул, я сам себе их задаю после первой встречи с Ксюшей. С того раза видел ее только мельком, то с Максимычем, то с Николаем. Взглядами издалека перекинемся с ней — дышать не могу, земля под ногами качается. Всеми фибрами своими ощущаю с Ксюшей контакт душевный, она ко мне тоже тянется, глазами прищуренными спрашивает: «Не передумал еще меня в жены брать?» «Эх, Ксюшка, — кричу я мысленно, — ну что ты с этим фантомасом бродишь, чего он тебе на ухо шепчет?! Стихи, наверное. Подумаешь, невидаль, слова рифмовать умеет! Да если прикажешь мне, не хуже его напишу. Пускай не стихи, прозу писать буду, у меня жизненных впечатлений и наблюдений под самую завязку. В институт надо поступить — поступлю! Только не понимаю, на кой тебе этот институт сдался?..»

Как ни пытался я убедить себя, что ничем Николая не хуже, сомнения не исчезали. Это я только с виду такой бравый, а внутри себя очень даже частенько неуверенным бываю. И только сейчас вот, когда Николаю в глаза заглянул, приободрился. Нет, Ксюша, никогда у меня таких глаз, как у жениха твоего, не будет. Ни для тебя, ни для кого другого. От взгляда Николая душа леденеет. Случись сейчас со мной под водой беда, Николай на помощь не разбежится…

Здесь я, наверное, в отношении соперника своего перегиб сделал. Не стоило о Николае такое говорить, тем более писать. Хотя почему не писать, если мысли подобные возникают? Я ведь почему перо в руки взял, небось догадываетесь? Конечно же, из-за нее, из-за Ксюши. Забегая вперед, скажу: бильярдная история для меня в писательском деле только поводом явилась, толчком, причиной же, повторяю, Ксюша была. Что выходит из-под пера моего, не мне судить. Но коль столько страниц вами прочитано, значит, одно из двух: либо я не хуже Николая это дело освоил, либо вы, читатель, удивительной читательской настырностью обладаете. Но не о том сейчас речь.

Итак, ползаю я по дну реки, мусор в корзину собираю, по давлению воды чувствую: на глубину забрел. Дно илистое пошло, мутью все вокруг заволокло, коряги сучьями за акваланг хватаются, а связи привычной с землей не ощущаю. Сигнальный конец на груди безжизненно висит, никаких немых водолазных команд и вопросов по нему обеспечивающий мне не подает. Вспомню взгляд Николая, каким он меня под воду провожал, и не по себе становится. Но вот сигнальный конец задергался, суматошно как-то, невразумительно. Чувствую, чужой кто-то наверху баламутит. Поспешил я к берегу, голову из воды высунул и вижу рядом с Николаем женскую фигуру. Сквозь запотевшее стекло шлем-маски рассмотреть, кто такая, не могу, но не Ксюша. Машет фигура всполошенно руками, за «сигнал» дергает, кричит знакомым голосом:

— Андрюша, акула! Скорее на берег! Акула!

Тут только я по голосу узнал женщину! Вика! И «Волга» черная поодаль стоит, Максимыч под капотом ее ковыряется. Выбрался я с корзиной мусора на берег, Максимыч кричит:

— Раздевайся! На сегодня хватит!

Едва я плечи от гидрокомбинезона высвободил, Вика подскочила ко мне и — чмок в щеку. Я прямо обалдел от неожиданности. Не в таких мы с ней близких отношениях, чтобы меня на людях целовать, пускай даже в шутку. Николай, примечаю, усмехнулся криво, Максимыч на нас таращится из-под капота и… Ксюша возле дерева стоит, грустно на меня смотрит. И как я ее не приметил?

— Андрюша, дорогой, здравствуй! — Вика воркует. — Вот хорошо, что я тебя сегодня встретила.

— Здравствуйте, Вика, — официально и холодно отвечаю, — здравствуй, Ксюша!

— Здравствуй, Андрей, — Ксюша тихо произносит.

— Ребята, у меня сегодня заводное настроение, — Вика не унимается, — давайте погуляем, а? Папа мне машину до утра дал, махнем все вместе на Липовые горы? У меня там знакомый лесник живет, он для нас барана не пожалеет. Я вас бешбармак научу готовить, настоящий киргизский бешбармак. Как, ребята?