Открытая дверь - [18]

«Умеет рисовать, — подумал Данила, — не зря мамка его так слушает. Впечатляет».

Спустя несколько дней после выставки к ним домой пришла та самая белая тетя, с которой их познакомил лысый. Мама волновалась, суетилась, торопливо раскладывала на «столе листы со своими рисунками, расставляла картины на диване, на стульях, на полу. Белая тетя, построжавшая, рассматривала мамины работы молча и неопределенно покачивала головой. Мама принялась что-то объяснять ей, но тетя сказала: «Не надо». И мама замолчала. К удивлению Данилы да и папиному удивлению, белая тетя отобрала самые жуткие и некрасивые мамины дворы-колодцы и еще несколько рисунков старых мостов, сложила все в громадную черную папку и унесла. Взамен же оставила расписку, бумажку. Расписку ту и мама и папа перечитывали вслух много раз. Говорилось в ней, что рисунки мамины взяты на комиссию музеем Федора Михайловича Достоевского. Данила тогда впервые услышал эту фамилию: Достоевский.

А потом в их доме наступил праздник.

— Приняли! — с восторгом выкрикивала мама, и целовала Данилу, и обнимала его, и тискала. — Приняли!

Мамины рисунки купил музей!

Вскоре о маме появилась статья в центральной газете, о ней стали говорить по радио, из разных городов — Москвы, Старой Руссы, Семипалатинска — стали приходить предложения показать свои работы на темы Достоевского, а детское издательство «Малыш» заключило с мамой договор на книжку рисунков «Раскрась сам».

Данила радовался маминым успехам вместе с папой, но папин авторитет в его глазах упал. Оказывается, папа ничего не смыслит в живописи, а маму поучал. Ему, Даниле, еще простительно не понять мамины работы, но папа… Папе ничего не оставалось, как улыбаться и удивленно покачивать головой. Лысый Хахаль стал часто бывать у них и частенько подсмеивался над папой, когда его не было дома. За столом лысый всегда поднимал рюмку, глядя на маму, произносил тост за мамин талант, много и хорошо говорил о ее таланте, всякий раз добавляя: «А теперь можно подумать и о Союзе, и о новой квартире, и о мастерской». Данила стал относиться к лысому терпимее, может быть, он вовсе не хахаль, а просто хочет помочь маме за ее большой талант. А вот папа при встрече с лысым все больше мрачнел и становился неразговорчивым…

Голоса родителей за дверьми звучали теперь пугающе-спокойно. Данила оборвал свои воспоминания, встревоженно приподнялся на локте. Он уже хорошо знал: когда папа с мамой после громкой ссоры начинают разговаривать тихо и мирно, это всегда интересно послушать. Сбросив ноги с дивана, Данила на цыпочках подкрался к двери, прижался ухом к холодному стеклу.

— Миша, я не пойму, что нас с тобой еще связывает? — услышал Данила тихий голос матери. — Почему мы все еще вместе?

— У нас ребенок, Тасенька…

— Не надо о ребенке, Миша! Мне кажется, о нем-то мы думаем меньше всего. Как было бы хорошо, Миша, если бы в нашей жизни тогда ничего не менялось. Ты занимался бы самым нужным для людей делом — строил дома, а не писал свой роман «Дом строится», который никому не нужен…

— А чем бы занималась ты? — ядовито спросил папа.

— Я? Родила бы тебе еще сына или дочку. Мы жили бы в доме, который построил ты, и ходили гулять…

— …с Емелиным, — подсказал папа.

— Ошибаешься, Емелин такая же бездарность и такой же приспособленец, как и ты. Разница лишь в том, что он, в отличие от тебя, разбирается в живописи и чуть большая скотина.

— Вот как? — насмешливо произнес папа. — Ты открыла что-то новое в Емелине?

— Нет, я давно это знала. Вы, Миша, действительно очень похожи друг на друга.

— Тебе лучше знать…

— Вы не творцы, вы заурядные фотографы. Ты в своем «Дом строится» просто-напросто фотографируешь жизнь, причем под очень нужным и выгодным для тебя углом. Емелин то же самое делает в живописи. Но творчество, Мишенька, не терпит прямой фотокопии, истинному художнику необходимо пропускать жизнь через свое художественное «я».

— Что вы и делаете с Емелиным, — насмешливо подсказал папа.

— Миша, прекрати эти пошлые намеки. Уверяю тебя в который уже раз: Емелин никогда не был моим любовником и, надеюсь, не будет.

— Тогда что тебя с ним связывает? Будь он признанным или непризнанным мастером в своем деле, тогда я еще могу понять твое влечение к нему. Но, по твоим словам, он ремесленник, приспособленец, скотина, наконец. Почему же ты дня не можешь прожить без него?

— Увы, Миша, я наркоманка! Да, да, наркоманка, иного слова не подобрать. Я живу на стыке двух миров — художника и ремесленника. Я балансирую на этом стыке, как на лезвии бритвы. Чтобы шагнуть в желанный мир, мне не хватает всего чуть-чуть, чего недодал мне бог. Иногда я чувствую себя художником, но порой мне становится так страшно и больно, что я готова кричать от ужаса. И тогда Емелин делает мне инъекцию самообмана. О, он умеет это делать мастерски. Только он один так тонко соизмеряет компоненты лести, полуправды, правды и лжи, что после его словесных инъекций я прихожу в себя. Конечно же, я все понимаю и даже смеюсь над собой, но боль и страх уменьшаются, и я в состоянии снова работать. А это для меня главное.

— Черт возьми, Тасенька, но…