Отель «Пастис» - [49]

Вечером, после того как они поужинали и подвезли Эрнеста до гостиницы, Николь с Саймоном еще долго сидели на кухне за последним стаканом вина и кучей накопившихся за день записей. Список дел оказался длинным, дорогостоящим и весьма устрашающим. Радостное возбуждение у Саймона несколько поубавилось, уступив место более трезвому настроению. Многое могло пойти не так, как предполагалось. Работы по реставрации съедят все его наличные, и еще придется брать взаймы под акции. Эрнест жертвует своей работой. Покинуть агентство будет сложно, а если с отелем не получится, вернуться будет невозможно. Можно не сомневаться, что Зиглер, при поддержке Джордана, об этом позаботится.

Наблюдавшая за ним Николь видела, как он, не прикоснувшись к вину и забыв о потухшей в пепельнице сигаре, хмурясь склонился над заметками.

— Ты снова похож на рекламного магната, — сказала она. — Замученный и озлобленный.

Отодвинув бумаги в сторону, Саймон раскурил сигару.

— Легкий приступ здравого смысла, — ответил он. — Пройдет. Но дел чертовски много. Новое занятие, новая страна, новая жизнь. — Он посмотрел на вьющиеся вокруг лампы клубы дыма. — Я имею право беспокоиться. — Он улыбнулся и легонько потрепал ее по щеке. — Кризис переходного возраста. Через него проходят все лучшие администраторы средних лет.

— В прошлую ночь я бы не дала тебе средних лет, — поддела Николь, куснув его за мякоть большого пальца.

— Ненасытная бесстыдница.

Николь показала язык.

— Да, если угодно.

Пройдя между двумя стюардессами и загоревшим до черноты старшим стюардом («Ну и выкрасились», — неодобрительно прошептал Эрнест), Саймон с Эрнестом уселись перед мягкой занавеской — единственная зримая привилегия класса люкс на линии между Марселем и Лондоном. День выдался чудесный, и Эрнест впервые увидел открывающуюся из здания жандармерии панораму. На целых три минуты он онемел от восторга, а потом за обедом без умолку строил планы благоустройства и украшения прилегающей территории и был навеселе от розового вина и радостного возбуждения. Его заразительный энтузиазм передался Саймону, помог оптимистичнее смотреть на вещи. На этот раз расставаться с Николь было труднее. По ее совету он оставил часть вещей у нее. Саймон уже скучал по ней.

Эрнест излагал Саймону свои мысли о парковой скульптуре: одна хорошая вещица, возможно, довольно пикантная, в обрамлении кипарисов; скрытый прожектор, подчеркивающий контраст между выветрившимся диким камнем и пышной растительностью. А как насчет фонтана?

— Фонтаны — это хорошо, Эрн, — прервал друга Саймон. — Очень хорошо. Но до них еще довольно далеко. — Он отрицательно покачал головой стюардессе, предлагавшей упакованный в пластмассу ужин умиравшим от голода пассажирам. — фонтаны, деревья и статуи — дело несложное. А вот найти людей…

— А-а, — ответил Эрнест, — я об этом думал. — Нагнувшись, нашарил в сумке под сиденьем свой ежедневник филофакс. У всех в «Группе Шоу» рангом выше курьера был филофакс, но только у Эрнеста был экземпляр, переплетенный в страусиную кожу, — подарок благодарного поставщика растений. — Давай посмотрим, — обратился он к Саймону, раскрывая страницы на этот год и начало следующего. — Сегодня начало ноября. Двухмесячный интенсивный курс у Берлитца. Значит, к середине января мы свободны. Какая в это время в Лондоне ужасная погода, нам известно. Уехать оттуда не велика потеря. Могу сказать, что миссис Гиббонс будет в восторге. Она терпеть не может зимы. Артрит.

— Хорошо, мы не хотим причинять страдания миссис Гиббонс. Значит, ты переезжаешь в январе?

— Запрусь где-нибудь с Николь и очаровательным мистером Бланом и добьюсь, чтобы все было сделано. — Поджав губы, поглядел на Саймона поверх очков-половинок, которые надевал для чтения. — И сделано как надо. Ты меня знаешь. Когда нужно, могу быть довольно придирчивым.

Саймон улыбнулся, вспомнив, как в последний раз Эрнест проявил свои организаторские способности. Это было, когда понадобилось перевезти триста человек в новое здание агентства. Он был безжалостен со всеми, начиная с архитектора. Администраторы уволились, жалуясь на бесчеловечную продолжительность рабочего дня, и это был единственный раз, когда Саймон оказался свидетелем неподдельной истерики строительного подрядчика. Переезд был завершен в срок. Так что если Эрнест будет на месте, отель к лету откроется.

— Это касается одного из нас, — заметил Саймон. — Вызволить меня, видно, будет потруднее.

Эрнест потрепал его по колену.

— Не беспокойся, дорогой. Что-нибудь придумаешь. Всегда выходил из положения.

— Уходить из агентства пока не приходилось.

— Что-то мне подсказывает, что все обойдется легче, чем ты думаешь. Ты лучше меня знаешь, что они собой представляют, особенно наш друг в негнущихся костюмах. — Саймон согласно кивнул. Джордан будет в восторге. — Все они передвинутся на ступеньку выше. Разве не об этом они мечтают? Возможно, прольют немного крокодиловых слез, потом станут спорить, кому достанутся твои автомобили. Попомни мои слова.

Эрнест, прыснув, вернулся к своему филофаксу, а Саймон провел оставшееся время в раздумьях о том, каким способом лучше всего уйти из агентства. Он не питал иллюзий: как только он уйдет, придется отвоевывать каждый причитающийся ему пенс. Его уход будет означать утечку капитала, и он слышал десятки историй о юридической акробатике, к которой прибегали агентства, лишь бы урезать до минимума выплаты уходящим директорам. Кроме того, уходя по доброй воле из рекламного бизнеса, он совершал смертный грех. О таком шаге было дозволено поговаривать, но уж никак до него не доходить.