Отец камней - [6]

— Расскажите мне о ней.

— Ее не назовешь плохой, — произнесла женщина, ощупывая побег бамбука. — По крайней мере она таковой не была. Ее испортил Мардо. Он испортил всех, всех до единого, он сломал их и заполнил их души своей черной желчью. Когда мы впервые столкнулись с ней пять лет назад, я приняла ее за обычную послушницу. Новенькие, они всегда волнуются, суетятся, вот и она тоже бегала туда-сюда, постоянно вертелась в храме, настоящая егоза. Я решила, что Мардо овладеет ею — он не пропускал ни одной симпатичной мордашки, — а потом забудет, но я недооценила Мириэль. В ней было что-то такое, что очаровало Мардо. Сперва я подумала, что она привлекла его ненасытностью, ибо мне было известно, что она, — Кирин засмеялась, подыскивая нужное выражение, — весьма сластолюбива. Быть может, так оно и было. Но важнее всего мне кажется то, что ее тянуло туда же, куда и его. А значит, она, как и Мардо, насквозь лжива.

— Тянуло? Что вы имеете в виду?

— Это довольно трудно объяснить человеку, не знакомому с Мардо, промолвила Кирин, глядя в пол, — а тому, кто его знал, объяснений не требуется. Стоило вникнуть в смысл его речей, как выяснялось, что за гладкими фразами не скрывалось попросту ничего — он всего лишь упражнялся в цветистом пустословии. Однако у того, кто его слушал, оставалось впечатление, что Мардо что-то знает, что он ступил на тропу, которая приведет его к великой цели. Я говорю не о пресловутом даре божьем… Нет, но выглядел он так, словно им движут некие силы, природы которых он сам не может постичь.

— И Мириэль тоже так выглядела?

— Да, да, как будто ее что-то влекло. Опять же, я не знаю, понимала ли она природу этого влечения. Но Мардо… Он разглядел в ней родственную душу, вот почему она пользовалась его доверием.

— Однако, судя по всему, он собирался убить ее.

— Причина, по которой я ушла… — Женщина вздохнула. — Пожалуй, сначала я расскажу вам, что меня туда привело. Я воображала себя ищущей просветления, но даже в те мгновения, когда я наполовину принимала самообольщение за чистую монету, мне было скучно. Я скучала и ощущала себя старой — слишком старой, чтобы искать лучшего развлечения. Храм был для меня книгой, готическим романом, персонажи которого постоянно менялись, а сюжет захватывал с первых страниц. И потом, я всегда чувствовала близость Гриауля, близость чего-то огромного и невероятно могущественного. — Она словно бы вздрогнула. — Так или иначе, два года назад мне начало казаться, что то великое дело, о котором столько вещал Мардо, вот-вот свершится. Я испугалась, а испуг открыл мне глаза на ложь, которой насыщен культ.

— Вам известно, что это за великое дело?

— Нет, — проговорила она с запинкой.

Коррогли пристально поглядел на нее: похоже, она о чем-то умалчивает.

— Мне больше не к кому обратиться, — повторил он. — Остальные попрятались.

— Хотя они и попрятались, некоторые из них, я уверена, сейчас наблюдают за нами. Если я выдам вам какую-нибудь тайну храма, они убьют меня.

— Я могу вызвать вас в суд.

— Можете, — согласилась она, — но там я повторю все то, что уже сказала. К тому же свидетель из меня не очень надежный. Прокурор примется расспрашивать о моем прошлом, а я ему не отвечу.

— По-моему, великое дело было как-то связано с Гриаулем.

— С ним связано все, — заметила Кирин и пожала плечами.

— Ну хоть намекните! Дайте мне зацепку!

— Ладно, слушайте. Вам нужно уяснить себе, что такое культ. Они не столько поклонялись Гриаулю, сколько обожествляли свой страх перед ним. Мардо считал, что состоит с Гриаулем в определенном родстве. Он мнил себя духовным потомком того чародея, который обездвижил дракона, кем-то вроде ритуального противника, одновременно врагом и служителем Гриауля. Эта двойственность приводила его в восторг, он полагал ее верхом коварства.

Коррогли попытался выжать из Кирин еще что-нибудь о культе, но безрезультатно и в итоге вынужден был отступиться.

— А Мириэль знала что-нибудь?

— Вряд ли. Мардо доверял ей в том, что касалось материального мира, но не в волшебстве. Да, он замыслил что-то серьезное, и я забеспокоилась, поскольку предпочитаю не сталкиваться ни с чем серьезным. Мне стало страшно. Вокруг меня бесследно пропадали люди, разговоры велись исключительно шепотом, тьма выползала из углов и заполняла весь храм. Наконец я не выдержала и понемногу начала замечать то, что прежде как-то не бросалось мне в глаза. Я осознала, насколько опасной была моя скука, как низко я пала, стараясь ни о чем не задумываться. Я поняла, что Мардо Земейль отнюдь не безобидный краснобай, а злой человек — злой в худшем смысле слова. Он стремился познать секреты колдовства, которое умерло из-за того, что не нашлось людей, достаточно испорченных, чтобы рыться в той грязи, где спрятаны его корни.

— И что же вы заметили?

— Пытки… Жертвоприношения…

— Человеческие?

— Быть может, точно не скажу. Однако Мардо был на такое способен.

— И вы думаете, он хотел принести в жертву Мириэль?

— Пожалуй, да, хотя и не чаял в ней души. Вполне возможно, его посетила шальная мысль, что для завершения своего великого дела он должен пожертвовать самым для себя дорогим. А ее он, я думаю, держал в неведении.