Отец Александр Мень - [52]

Вот как вспоминает об Александре в студенческие годы его однокурсница Валентина Бибикова:

«…Он был и биолог, а самое главное — отличный человек, умный, добрый, веселый, наш друг. Все мы, неверующие, никогда не влезали в его церковные дела: они не мешали нам очень любить его.

На охотоведческом факультете мы получали очень разностороннее образование. Помимо занятий, работали и кружки. И вот на одном из заседаний зоологического кружка с докладом выступил худенький черноглазый первокурсник-заочник Алик Мень. Он говорил о роли руки в развитии и становлении человека. Преподаватели обомлели: Алик развивал свою теорию, которая отличалась от теории Энгельса. Время было уже не сталинское, но еще лысенковское. Думаю, что преподавателям стало страшновато, и поэтому они попробовали поспорить. И вдруг выяснилось, что спорить трудно: Алик уже много знал, читал книги, о которых преподаватели только слышали, и доказывал всё так убедительно, что было невозможно не согласиться. В 18 лет мы ничего этого не знали, но когда свой брат „кладет на лопатки“ преподавателей… Восторг!»

Этот эпизод его студенческой жизни со слов самого отца Александра Зоя Масленикова описала так:

«На первом курсе с согласия заведующего кафедрой зоологии Александр прочитал цикл лекций о происхождении человека. В институтских кладовых он разыскал груду наглядных пособий, а главное, аппарат, позволявший показывать в увеличенном виде на экране любые иллюстрации и тексты из книги. Народу набилась полная аудитория. Александр быстро овладел вниманием слушателей. Он старался вести свой двухчасовой рассказ остро и динамично и, не дожидаясь, когда восприятие притупится, заставлял студентов смеяться, чтобы вызвать разрядку. Он сразу размежевал научную и религиозную постановку вопроса и придерживался строго биологического подхода.

На лекциях Александра присутствовал заведующий кафедрой зоологии. На второй лекции он „навострил уши“. Александр говорил о том, что пятипалая конечность свойственна более примитивным видам животных, что „специализация“ конечностей завела соответствующие виды в тупик эволюции. — „Э, батенька, это вы что-то не туда гнете“, — стал возражать зоолог. На счастье Александра, мимо открытой двери аудитории проходил заведующий кафедрой общей биологии и заглянул в переполненную комнату. — „Скажите, ведь пятипалая конечность примитивней копыта?“ — окликнул его Александр. — „Конечно, примитивней, что за вопрос?“ — пришел спасительный ответ. К чести зоолога, потерпевшего публичное поражение в споре, он не только дал Александру дочитать цикл, состоявший из трех лекций, но и вообще исключительно хорошо относился к нему все годы учебы. „Из тебя выйдет настоящий ученый“, — не раз говорил он Александру, не догадываясь о его настоящем призвании».

Хорошо поставленная речь Александра производила впечатление не только на студенческие аудитории. Монахиня Досифея (Елена Вержбловская) вспоминает следующий эпизод того времени: «Алику было тогда лет восемнадцать. В тот день (это был день Марии Магдалины — 4 августа) мы праздновали именины дочери одной из наших подруг. Собралась компания молодых верующих людей. И они отправились гулять. Подошли к станции, и тут они встретились с небольшой кучкой каких-то хулиганов, которые стали к ним приставать. В общем, завязалась драка. Каждый из компании наших ребят вел себя так, как ему было свойственно. Самому маленькому — Саше — было, по-моему, лет восемь. Он в ужасе спрятался в кусты и горячо молился Богу. Другой — его звали Колей, — вел себя как „непротивленец злу“, и когда его начали бить, он покорно лег на землю и даже не сопротивлялся. Еще один, кажется, ввязался в драку, и на нем разорвали рубашку и наставили ему синяков. Алик выступил с проповедью… Может быть, это была одна из его первых проповедей, где он спокойно и убедительно объяснял этим подвыпившим и разгулявшимся парням, что нужно разойтись по-доброму. Такая увещевательная проповедь, как это ни странно, подействовала, и все разошлись».

«Нельзя сказать, что Алик чем-то особенно выделялся, — продолжает свой рассказ В. Бибикова. — Учился он так же, как и основная масса охотоведов: биологические дисциплины — отлично, физика и ей подобное — с трудом. Но учиться было интересно, и учились мы, надо сказать, с упоением, так как на охотфак поступал народ, одержимый охотой и биологией.

Началась эпидемия сочинения своих гимнов и песен. Алик оказался незаменимым: он отлично играл на семиструнной гитаре, у него был могучий голос и, самое главное, он сочинял хорошие стихи. Появились „Биолого-охотоведческая“ („Нам ли бояться холода…“) и „Неолитическая“ („Помнишь первобытную культуру?“) песни. Слова „хобот мамонта вместе сжуем…“ и „ты была уже не обезьяна, но, увы, еще не человек…“ быстро вошли в наш обиход. Песню эту поют до сих пор — и не только охотоведы. Так вот: эту песню в 1953 г. сочинил Александр Мень. Алик прекрасно рисовал, и скоро выпуск стенгазет и бюллетеней охотфака без его участия стал немыслим.

…Мало кто подозревал, что Мень верующий. Даже Громашевский, с которым он одно время снимал комнату возле института, этого не знал. Мы бывали у Алика дома, встречались с его отцом, мамой, тетушкой, братом, но так ни о чем и не догадывались. <…> Алик всё время что-то читал и конспектировал. У него была полевая дерматиновая сумка-планшет на длинном ремне — такие в ту пору носили военные. Говорили: „Полевая сумка с Менем“. По-моему, он даже спал, не снимая ее. Там были книги и тетрадь…»