Отец Александр Мень - [153]

«Обычно такие публикации были прелюдией к аресту, — рассказывает Владимир Илюшенко. — Прочтя статью, я дал отцу телеграмму и поехал в Семхоз. Хотелось как-то подбодрить его. Вопреки ожиданиям, он не был не только подавлен, но даже сколько-нибудь расстроен. Он был, как всегда, бодр, деятелен и абсолютно спокоен. Настроение у него было хорошим (у меня — гораздо хуже). Тогда я еще раз убедился, насколько он полагается на волю Божию, насколько он свободен от суда земного. Он даже не хотел говорить об этой статье, отделался двумя словами и заговорил о другом».

Таким образом, в самом начале смены общественных парадигм на заре «Перестройки» в СССР официозная газета «Труд», выходившая тиражом 17 миллионов экземпляров, громогласно выступила с обвинениями отца Александра в организации религиозных кружков, нелегальном распространении магнитофонных записей лекций и участии в организации подготовки подпольных священников. Предполагалось, очевидно, что эта публикация станет последним аккордом перед арестом опального священника, но случилось так, что она стала последним открытым выступлением КГБ против батюшки (сомнений в том, какая организация стоит за именем Н. Домбковского, ни у кого из прихожан Новой Деревни не возникло), поскольку атмосфера в стране в это время уже начинала стремительно меняться. Несмотря на то, что допросы отца Александра длились вплоть до начала сентября 1986 года, ареста не последовало. «Однажды прямо с Лубянки он пришел ко мне, однако не усталый, не измученный, а полный кипящей энергии, бодрый и даже довольный тем, как он провел „беседу“, — продолжает Владимир Илюшенко. — Он не уклонялся от разговоров с ними. Он пользовался случаем, чтобы даже этих людей наставить на путь добра, и они это чувствовали. Они читали его книги. По некоторым беглым деталям я понял, что он вызывал у них не просто уважение, но даже некий пиетет. Им как бы хотелось оправдаться перед ним». В конце концов чекисты вынуждены были принять предложенную батюшкой версию «покаяния», которое в виде письма в редакцию было опубликовано 21 сентября 1986 года в той же газете «Труд»:

«Сознаю, что, сам того не желая, допустил нарушения законодательства о культах. Так, некоторые мои незавершенные рукописи и магнитозаписи вышли из-под моего контроля и получили хождение. Мое общение с прихожанами храма, вопреки моим намерениям, привело к прискорбным для меня фактам. Некоторые из моих прихожан оказались виновными в противообщественных поступках или на грани нарушения закона. Считаю, что несу за них определенную моральную ответственность. Кроме того, публикация моих богословских работ в западном католическом издательстве „Жизнь с богом“ была использована западной прессой для причисления меня к „оппозиционерам“. В настоящее время я более строго взвешиваю мои действия».

Как всегда, батюшка «принял огонь на себя», взвалив на свои плечи то, в чем Комитет госбезопасности обвинял его прихожан. Ни малейших пагубных последствий для паствы отца Александра и его дальнейшей деятельности это письмо не имело.

Из рассказа Валентины Кузнецовой: «В то время, когда в газете „Труд“ появилась мерзопакостная и стопроцентно лживая статейка под названием „Крест на совести“ и отца Александра через день таскали в КГБ, так что мы с ужасом ждали его ареста, вдруг наступило молчание… Как его понять? Затишье перед бурей?

И вот однажды отец Александр мне говорит:

— Знаете, кажется, что-то изменилось, ветер подул в другую сторону. Со мной N поздоровался.

А было это так: отец Александр приехал по делам в Патриархию, открыл одну дверь, увидел, что там какое-то собрание, и дверь закрыл. Но вдруг из дверей выскакивает этот самый N и сердечно с ним здоровается.

— А вы с ним знакомы? — спрашиваю я.

— А как же! Мы с ним друзьями были.

— И он перестал с вами здороваться?

— Ну, как перестал… Просто, когда я шел, он начинал с кем-то увлеченно разговаривать, или за окном его что-то заинтересовало… Что-то меняется! А что не здоровался… Понимаете, он сибарит, собственный комфорт ему всего дороже.

Позже я узнала, что у N была кличка Флюгерок…»

По воспоминаниям Андрея Еремина, семья Горбачевых с большим уважением относилась к академику Д. С. Лихачеву[262], который однажды передал жене Горбачева Раисе Максимовне шеститомную «Историю религии» с указанным на ней именем автора: «Э. Светлов». Книги Раисе Максимовне очень понравились. Через некоторое время после публикации в газете «Труд» Д. С. Лихачев раскрыл Раисе Горбачевой настоящее имя автора впечатлившего ее шеститомника, добавив, что в настоящее время отцу Александру Меню грозит арест[263]. Допросы батюшки в КГБ с тех пор не возобновлялись.

«Четыре с лишним года в начале 1980-х оказались такими трудными, словно нас, как тех цыплят, придавили утюгом. Отец держался, — пишет Наталья Трауберг об отце Александре. — Мы писали друг другу короткие записки. Одной из темнейших зим я обозначила номера стихов „Сторож, сколько ночи? Сторож, сколько ночи?“, и отец ответил тоже одними номерами: „Приближается утро, но еще ночь“[264]».

Марианна Вехова в этот период спрашивала отца Александра о том, как погасить в себе неприязнь и желание отомстить тем, от кого невозможно уйти, как не попасться в ловушки обиды. Он ответил, что надо думать не об обидчике, а об Иисусе Христе. Чаще смотреть на облака, на звезды, устанавливать в себе такую тишину, как там, в вышине. А на обстоятельства смотреть как бы издали и сверху, словно вы умерли и просматриваете свою жизнь из другого мира…