Отец Александр Мень - [151]

Публикации на Западе собственных книг и статей отца Александра вызывали особую ярость КГБ — все псевдонимы автора были к тому времени уже давно расшифрованы чекистами. По этой причине отдельные тома «Истории религии», вышедшие в Брюсселе, датированы более ранним годом издания по сравнению с фактической публикацией, что позволяло несколько отодвинуть в прошлое актуальность события. В частности, при издании в 1983 году последнего тома шеститомника «На пороге Нового Завета» под авторским псевдонимом Эммануил Светлов издательство «Жизнь с Богом» в качестве года издания указало 1972-й, в том числе и для того, чтобы избежать проблем, связанных с подписанием СССР конвенции об авторских правах. Выход этого издания вызвал шквал угроз со стороны следователей КГБ, которые предупредили автора о том, что следующая книга станет формальным поводом для тюремного заключения или как минимум прекращения служения. И всё же в следующем, 1984 году в брюссельском журнале «Логос» состоялась публикация статьи отца Александра «Введение в христианскую веру и жизнь (в помощь катехизатору)».

В некоторых случаях перед началом допроса отец Александр ехал к своему правящему епископу, митрополиту Крутицкому и Коломенскому Ювеналию, чтобы согласовать с ним очередной вариант так называемого «покаянного» письма. И каждый раз в Совете по делам религий ему говорили о том, что не видят раскаяния в предложенном им тексте, в то время как целью работы «органов» было именно выступление отца Александра в прессе с раскаянием. От него также требовали назвать активных прихожан, чтобы стало возможным «обезглавить» приход, скомпрометировав или арестовав одновременно батюшку и ключевых ведущих малых групп. Эта процедура повторялась снова и снова, с незначительными изменениями сценария, в течение многих месяцев. А в одной из московских квартир во время каждого допроса заветного телефонного звонка от Алика ждали Розочка и Маруся (Роза Марковна Гевенман и Мария Витальевна Тепнина), готовые, как и полвека назад, к возможному аресту дорогого им человека; они вместе молились за него и крепко обнимались, услышав наконец его голос в телефонной трубке. Когда однажды Сергей Бычков спросил отца Александра о том, чего же добиваются от него «органы», отец Александр ответил: «Они хотят меня дудкизировать»[258].

В другой раз, когда он вышел из КГБ после жесткого допроса, кто-то спросил его, было ли ему трудно. «Вы забываете, что я священник, — ответил отец Александр. — Я могу разговаривать с кем угодно, мне это никогда не трудно».

«Я никогда специально не старался, в отличие, скажем, от о. Дмитрия Дудко, чтобы меня посадили, — цитирует Михаил Завалов размышления отца Александра в свете возможного скорого ареста. — Но сейчас в их плане работы я стою на первом месте, поскольку всех священников-диссидентов уже пересажали, а им надо работать. Сейчас Мень — как пень. Так вот, друзья мои, если что-то со мной случится, я бы очень хотел, чтобы ваша жизнь продолжалась, как это было и при мне: чтобы вы продолжали встречаться, делать те же дела…»

«Если меня возьмут, не смущайтесь, — вспоминает Евгений Рашковский слова батюшки перед поездкой на допрос. — Господь вам найдет своих пастырей».

Ив Аман, атташе французского посольства в Москве по культуре в те годы, приводит написанный иносказательно ответ отца Александра на вопрос о его мнении по поводу возможности отъезда из страны в свете грядущего ареста: «Моя болезнь, развивающаяся угрожающе быстро, — лишь часть общей эпидемии. От этого не существует лекарств. Перебраться в незараженный район невозможно, да у меня и нет особого на то желания. Остается лишь верить, надеяться и продолжать работать».

По воспоминаниям Александра Зорина, последний допрос отца Александра вел Генрих Михайлов, автор атеистических брошюр. Основная масса сведений о приходе, которыми к тому времени располагали органы госбезопасности, была основана на показаниях Никифорова. Сведения эти касались структуры и деятельности прихода, в то время как двадцатистраничное письмо Маркуса более позднего времени добавляло масла в огонь, трактуя цели существования малых групп как прокатолические. И снова отцу Александру угрожали лишением сана и возбуждением дела. В качестве непосредственной улики на этот раз ему был предъявлен проект катехизации по «Символу веры», который, по словам отца Александра, представлял собой план его будущей, ненаписанной книги. «К 88-му году[259] они хотят очистить Церковь, — цитирует Александр Зорин пояснения отца Александра по итогам допроса. — Одного священника выслали, одного посадили, со мной пока не знают, что делать, но вроде бы гнут на покаяние. Письмо, которое я им написал, не удовлетворило, требуют другого варианта. В пятницу еду к митрополиту с новым письмом, вместе отредактируем, поправим, и я отнесу. Просили доставить лично. Митрополит настроен доброжелательно, обещал сделать всё от него зависящее. А что от него зависит?.. Всё решается на других уровнях, в иных сферах…»

Митрополит Ювеналий, в 1977 году назначенный митрополитом Крутицким и Коломенским, правящим архиереем Московской епархии (в границах Московской области, за исключением города Москвы), во многих случаях поддерживал отца Александра. Познакомившись с ним, отец Александр сказал брату: «Ты будешь смеяться, но митрополит оказался верующим». «Дело в том, что мы выросли в „катакомбной“ церкви, — поясняет Павел Мень, — и мы прекрасно знали, что в епископате одни идут на компромиссы, а другие идут совсем другим путем, и Александр достаточно хорошо понимал всю ситуацию».