Отдаю себя революции... - [12]

Но и на этот раз дело не было прекращено, а направлено на пересмотр и доследование. Через три месяца Фрунзе получил новый обвинительный акт по делу Иваново-Вознесенского союза РСДРП. За то время, что он томился в тюрьме, было произведено несколько арестов. По новому делу обвинялось 38 человек, активных подпольщиков «ситцевого края». Власти стремились всех обвиняемых засудить как можно строже. Поэтому с подготовкой процесса не торопились. Дважды подсудимым вручалось обвинительное заключение. Суд начался лишь в феврале 1910 года, через год с лишним после того, как Фрунзе был вынесен смертный приговор.

И опять дело слушалось в военном суде. А это значило, что на какое-либо снисхождение рассчитывать не приходилось. Фрунзе и его друзья отлично понимали, какая опять нависла угроза.

По делу «тридцати восьми» Фрунзе приговорили к четырем годам каторги. Но ему предстояло еще предстать перед военным судом, который должен был вновь слушать дело о покушении на урядника Перлова.

Защиту взял на себя сочувственно относившийся к революционерам адвокат Б. М. Овчинников, уже однажды добившийся отмены смертного приговора, вынесенного Фрунзе и Павлу Гусеву. Основные обвинения были убедительно опровергнуты и в ходе данного слушания, но суд снова приговорил Фрунзе и Гусева к смертной казни через повешение.

Повторный смертный приговор вызвал возмущение передовой общественности. Однако надежд на спасение стало еще меньше, чем раньше.

О том, как вел себя Михаил Васильевич после вынесения ему повторного смертного приговора, трогательно рассказал адвокат Овчинников. «Бесстрашное мужество Фрунзе было прежде всего спокойным… Маленький штрих: целых два месяца Фрунзе после второго смертного приговора просидел в камере смертников, ожидая, может быть, при каждом рассвете стука в дверь. Трудно было… передать через эти глухие стены утлую весть надежды и ободрение. И за эти два месяца Фрунзе не поседел, не сошел с ума, а… изучал итальянский язык. Притом с ограниченными пособиями: в камеру разрешили передать две библии — на русском и итальянском языке. Узник загрузил свое время и внимание сложным процессом сравнительного изучения, выводя из „священного текста“, при знании уже латинского и французского, грамматические и синтаксические правила итальянского языка вместе с богатым знанием слов…»

Как бы ни был мужествен и стоек человек, а два смертных приговора подряд могут сломить даже самого сильного. Два месяца в камере смертников по ночам гремели засовы и кого-то уводили на казнь.

Два месяца мучительного ожидания самого страшного. Нервы были натянуты до предела. И даже для Фрунзе эти дни едва не кончились трагически.

Никакой надежды на отмену смертного приговора он теперь не питал. Возможность побега исключалась полностью. И вот по всем приметам подошел роковой срок, наступила та последняя ночь, с окончанием которой предстояло распроститься с жизнью. А ведь прожито всего лишь двадцать пять лет! В последнюю минуту узник решает во что бы то ни стало вырваться из рук палачей, не дать себя повесить. Но как?.. Он надумал покончить с собой. Пусть смертельные враги обнаружат его холодный труп.

Внимательно обследовал камеру и к своему удовольствию (хотя какое уж тут может быть удовольствие, но Фрунзе так именно впоследствии и говорил — «к своему удовольствию») в углу печки обнаружил здоровенный гвоздь, какой и был нужен. Веревку можно приготовить из простыни. Он уже оторвал несколько полосок и начал плести… Но в это время загремел замок.

Неужели так и не удастся миновать петли палача? К счастью, на пороге камеры оказался не палач, а адвокат Овчинников. Он принес благую весть — смертный приговор заменен шестью годами каторги.

К этому сроку приплюсовали еще те четыре года каторги, которые он получил по предыдущему процессу. Вышло десять лет в общей сложности. Срок наказания должен был закончиться в 1920 году.

Вряд ли кто-нибудь в 1910 году мог предположить, что на протяжении грядущего десятилетия в России произойдут такие перемены, которые в корне изменят весь уклад общественной жизни. Но Фрунзе в это верил, он этим жил, твердо считал, что заря освобождения не так далека, как это кажется.

Однако, прежде чем увидеть эту зарю, ему предстояло пройти сквозь страшные годы, проведенные во Владимирском, Николаевском и Александровском централах. Не зря эти централы воспеты в тягостных песнях старых каторжан, тех, кто выходил оттуда живым, А выжить было очень и очень трудно. Там делалось все для того, чтобы человек не пережил срока заключения. А кому это и удавалось, тот волю встречал уже морально искалеченным и физически раздавленным.

Фрунзе, проявив огромную стойкость, выдержку, самообладание, вынес все нечеловеческие тяготы царской каторги. Позднее, когда подошел конец его пребывания в каторжных тюрьмах, он писал: «Я страшно рад, что к моменту освобождения не превратился в развалину. Правда, временами хвораю и даже сильно, но теперь в общем и целом чувствую себя совершенно здоровым».

Тяжелейшие испытания выпали на долю Фрунзе, но он не позволил себе пасть духом, его всегда видели собранным, энергичным. Он смотрел вперед с бодростью и надеждой. И постоянно трудился. «…Я ведь чем-чем только не был на каторге. Начал свою рабочую карьеру в качестве столяра, был затем садовником, огородником, а в настоящее время занимаюсь починкой водопровода, сигнализации и, кроме того, делаю ведра, кастрюли, чиню самовары и пр. Как видите, обладаю целым ворохом ремесленных знаний…»