Отчет 0 «Под летящий камень…» - [4]

Вдавив его ей в солнечное сплетение, я предоставил ей дальше извиваться, как захочется, и потянулся за притухшей трубкой.

— Сволочь — устало прошептала она, сворачиваясь калачиком.

— Нат, буду чрезвычайно признателен, если ты поможешь мне удержаться от изнасилования в воспитательных целях. — бодро ответил я, раскуривая трубку. — Всухую, говорят, больно.

— Даун… — всхлипнула она.

Тяжело вздохнув, я метнулся к ней и вырвал заправленную в джинсы рубашку.

— Нет! Не трогай меня!

Ее ладони забарабанили по моим плечам. Выпустив ей в лицо облако дыма, я взялся расстегивать джинсы.

— Нет! — она отбила мои вялые руки и, откатившись, вскочила на четвереньки.

— Нет! Не подходи! — просипела она.

— Ну вот видишь. — спокойно сказал я, улыбаясь как можно несексуальнее. — Ты вполне можешь двигаться, если приспичит… А нам, пока не соберемся большой толпой, очень надо двигаться. И я честно ставлю тебя в известность, что сам собираюсь, и тебя заставлю. Чего бы мне это не стоило. Кстати, пока не поздно, могу показать, что я не собирался тебя насиловать. Показать?

— Не надо. — Она поднялась на ноги, отвернулась и, застегивая джинсы, посмотрела на капсулу. Обернувшись, я увидел, что из стенки выдвинулся какой-то здоровый ящик.

Очень своевременно.

— Ну если у меня нет ничего, что мне надо тебе показать, тогда изучи содержимое ящика. Думаю, там что-то полезное. И начинай двигаться на восток. Я пойду поищу Мару, чтобы тебе не страшно было со мной вдвоем.

— Погоди… Я… Я тоже пойду искать. — попросила она, пряча панику, которая появилась, как только до нее дошло, что я сейчас она останется одна. А я было собрался убраться с глаз долой. А тут такой случай выяснить, чего она больше боится…

— Тогда догоняй. Я не спеша иду к своей капсуле. Хотя если ты скажешь, что боишься остаться одна и попросишь подождать, я запросто…

— Да! Да! Да! Доволен? — гневно сверкнув черными очами, она прошествовала к ящику и вытащила оттуда кожаный ремень с двумя фляжками, ножом в ножнах и десятком сумок.

— Нехилый аварийный пакет. — прокомментировал я и отвернулся от нее, старательно думая о том, что меня ждет такой же.

Нат догнала и пристроилась в трех шагах сбоку, на ходу отвинчивая пробку.

— Так… Спирт!.. Б-р-р-р!.. Уф! Это что за вонючка?

— Дай попробую… — я на ходу отобрал у нее медную на вид флягу.

— Что, Иванушка, все пить тянет…

Я не стал ей сообщать, что в очередной раз спасаю ее от окончательного превращения в козу, и поочередно понюхал, лизнул и капнул на палец.

— Наружнее. Поливать раны. Типа живая вода. — сообщил я онемевшим языком, Сквозь онемение пробивалось слабое пощипывание. Палец начинал проявлять те же симптомы.

— Можно тебя и дальше использовать в качестве подопытного кролика? — излишне заботливо спросила она, вешая флягу на пояс.

— В кролики для тебя я не сгожусь по одной известной причине. А в качестве подопытной крысы — запросто. Зачем я еще нужен? До Мика всего пятнадцать километров куда-то туда. От нехороших людей, если вдруг встретятся, сама отобьешься. Так что я тебе только затем и нужен — в подопытные крысы, да сказку на ночь рассказать, чтобы ночные кошмары мучили.

Я вынул из ящика свой комплект и замолк, увлеченный изучением содержимого сумочек.

Спички без чиркаша. Обо все зажигающиеся, наверно. Хирургическая игла, моток ниток, скальпель из камня, медный пинцет. Моток тряпочек для перевязки. Какой-то жутко кислый порошок. Огуречного запаха мазилка, наверно, от комаров.

— Да блин, хорошо придется потрудиться, чтобы доказать дикарю, что все это барахло — местное. — высказался я, раскладывая иглу, нитки, скальпель, пинцет и бинты по местам. Мазилки от комаров во время службы мне не выдавалось, и ее с порошком я сунул в первые попавшиеся карманы.

— У тебя получиться. — Нат изо всех сил пыталась дать понять, что она хамит. Это не дело. Злобно подкалывать — это я понимаю. А вот хамство не терплю.

— Я начинаю понимать, почему ты боишься одиночества. — ответил я, задумчиво жонглируя каменным ножичком, чтобы приучить к нему руку. Нат испуганно отдалилась еще на два шага в добавок к уже набранным трем. — Если некому будет тебя слушать, то пакости придется говорить себе и дело кончиться суицидом, поскольку себе не соврать, и ты прекрасно будешь знать, что все, что ты говоришь себе — правда, а кроме хамства, ругательств и крика ты ничего не умеешь…

Нат открыла рот, напоролась на мой насмешливый взгляд, закрыла его и задумчиво отвернулась и задумалась над поведением. Я очень понадеялся, что над своим.

— Ладно, извини и давай забудем… — сообщила она итог раздумий, пряча горе от неизбежности общения со мной под вежливым спокойствием.

Помириться, конечно, было бы неплохо. Только как я буду поддерживать в ней бодрость и злобность, чтобы двигаться? Значит, не будем забывать.

— Две минуты сорок секунд. — сверился я с часами. — Довольно быстро, если ты действительно готова исправиться, а не обеспечиваешь свое выживание. По этому поводу надо выпить на брудершафт.

Нат изучила мой веселый оскал и обиженно буркнула:

— Да ну тебя!

— Мне же легче. И так сердце кровью обливается, когда приходиться заставлять тебя двигаться под угрозой изнасилования, а если ты еще и отвоюешь себе кусок жилплощади в этом окровавленном органе, то нас точно съедят аборигены. Тебя, в крайнем случае, если удастся притвориться достаточно целой, оставят на должности любимой наложницы племени.