От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда… - [67]

Шрифт
Интервал

Это было длинное письмо. Мольба о помощи и прощание. Письмо, в котором смешивались горечь и нежность, меланхолия со страстными признаниями и упреками. Катрин, которая так редко сбрасывала маску, предстала человечной и уязвимой женщиной. Как многие познавшие славу, она поняла, что показывать свои слабости есть привилегия сильных и благородных натур. В тот день я снова почувствовал уважение к ней. Не как к актрисе или подруге, но как к женщине, способной писать сердцем. Я ощутил ее беспомощность, благородство, слезы, улыбку.

Катрин наверняка бы пришла в ужас, если бы я ей показал сегодня это письмо. Как жаль, что душа, едва столкнувшись со славой, вечно прячется за броню страха. Душа не создана, чтобы прятаться. По сути своей душа щедро делится собой и излучает свет. Душе не может быть стыдно.

Я много раз перечитывал это замечательное письмо. И вспомнил нашу последнюю встречу в Тоскане, где она снималась. Я приехал за Кристианом, чтобы отвезти его в Аржантей, в долине Монблана, где снял шале. Катрин вернулась домой поздно. Казалось, преграды, рожденные воспоминаниями, раздорами, любовью были убраны. В ту ночь я еще подумал, что все можно уладить, что приключение с Джейн – всего лишь сон, что Кристиан вырастет в семье, окруженный любящими родителями.

Наутро вместе с ребенком мы отправились в путь. И дьявольская машина заработала снова. Мы опять начали спорить. Опять началась война слов, открылись старые раны.

Доехав до Аржантея, Катрин не пожелала выйти из машины. Вынув свой чемодан и взяв Кристиана на руки, я направился к дому. Джейн вышла навстречу и поцеловала меня. Обернувшись, я не успел заметить выражение лица Катрин. Развернувшись, она на полной скорости унеслась по петлявшей горной дороге.

Когда мы вернулись в Париж, Джейн сказала, что ей предлагают фильм в Голливуде.

– Ты прочитала сценарий?

– Да. Это вестерн. Я откажусь. Я попросил дать мне прочитать сценарий, который назывался «Кэт Баллу» («Кошка Баллу»).

– Это не классический вестерн, – сказал я ей на на другое утро. – Это хорошая комедия.

Я знал, что она мечтает вернуться в Америку и доказать отцу и Голливуду, что ее решение уехать во Францию было разумным шагом. С ролями студенток и чувствительных девчонок пора было кончать. Ей хотелось вернуться с репутацией европейской «звезды». Поможет ли ей в этом вестерн?

– Мне нравится эта кошка Баллу, – настаивал я. – Это нежная, современная, забавная женщина. Именно то, что тебе нужно на нынешнем этапе твоей карьеры.

Она еще подумала, но в конце концов ответила студии «Каламбия» согласием.

Едва сойдя с самолета в Лос-Анджелесе, она позвонила мне по телефону.

– Догадайся… – произнесла она.

– Я тоже, – ответил я ей.

25

Лес в тот октябрь горел желтыми, красными, оранжевыми красками: настоящее пиршество цветов!

Взяв напрокат в Денвере машину, я поехал в Колорадо-Спрингс, где Джейн снималась в «Кэт Баллу».

Напившись, ее партнер Ли Марвин неизменно бубнил, что терпеть не может французов.

– Но тебя я люблю, – уточнял он мне, – потому что ты наполовину русский, хотя я и русских терпеть не могу.

По существу, Ли Марвин терпеть не мог все неамериканское. Тем не менее мы провели несколько славных вечеров с этим неисправимым ксенофобом.

Вернувшись на родину, Джейн могла изменить свое мнение обо мне. Но этого не произошло. Она была нежной и внимательной, считая, что я буду себя чувствовать неловко в условиях съемки. Но она ошибалась: все съемочные группы, будь то в Европе, России или в других странах, похожи одна на другую. К тому же американцы, когда вы им симпатичны, открытые и дружественные люди.

И все равно мне неуютно на съемке, когда я сам ничем не занят.

Я пробыл в Колорадо-Спрингс в роли капитана, приглашенного на чужой корабль, неделю.

Дважды на пути в Денвер меня останавливали за превышение скорости. Французы считают, что законы пишутся для того, чтобы их обходить, и с трудом привыкают к американской дисциплинированности.

Я взял билет до Нью-Йорка, где должен был встретиться с Раулем Леви, чтобы поговорить о новом фильме. Он жил тогда безумной идеей купить «МГМ» (на какие деньги?) и убедил себя, что Керкорян (хозяин сети отелей в Лас-Вегасе и президент-гендиректор «МГМ») оплатил убийство Черри Незерлэнда. Он заставлял меня входить в отель и выходить из него через кухню, и это вскоре стало невыносимо. Я уговорил его, что все же лучше проходить через холл. К несчастью, в ту ночь тремя выстрелами в голову перед отелем убили человека.

– Ты видишь! – воскликнул Рауль. – Мы избежали его участи.

И принудил снова ходить через кухню.

Когда Джейн приехала ко мне в Нью-Йорк, мы поселились у ее отца на 73-й улице, близ Лексингтона.

До этого я дважды встречался с Генри на приемах, мы мило поболтали. Это был очень сдержанный, вежливый, с абсолютной невосприимчивостью к любому намеку на его личную жизнь человек. Спросить его, скажем, когда он встает или снятся ли ему кошмары, означало доставить такую же неприятность, как если спросить женщину прилюдно, кричит ли она во время оргазма.

Мои отношения с ним были поверхностными, но не лишенными приятности. Можно сказать, что мы понимали друг друга. Быть может, я не был для него идеальным зятем, но в сравнении с прежним женихом дочери внушал доверие. Он так и не сумел понять, почему Джейн привязалась к Андреасу Вутсинасу. В воспоминаниях последнего говорится, что я с первого дня пользовался полным доверием Генри. Я же был в его глазах человеком, который вытеснил из жизни Джейн развращенного Андреаса. Что было не совсем верно, но я не стремился лишать Генри его иллюзий, согласившись на незаслуженную медаль спасителя дочери.


Рекомендуем почитать
Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.