От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда… - [64]

Джейн же ожидала увидеть угнетенный, напуганный тайной полицией народ, стремящийся поскорее освободиться от коммунистического режима. Больше всего ее поражали простаивавшие часами за дефицитом добродушные «бабушки» и те веселые вечера, которые мы проводили в семьях, живущих в перенаселенных коммуналках. Те, с кем мы встречались, бегло говорили по-французски или английски и лучше Джейн знали историю США и их литературу.

Спешу подчеркнуть, что мы оказались в Советском Союзе в необыкновенное время. Хрущев допустил некоторую либерализацию, и это породило у русских известную эйфорию. Но Хрущев не засиделся на своем посту.

Мы пользовались особым статусом, ибо не нуждались в официальном переводчике, и это внушало нашим новым знакомым доверие. Существование туристов, всецело зависимых от переводчика «Интуриста», способно вызвать чувство жалости. На их месте я бы не продержался и двух дней.

Первую ночь мы провели в просторном номере отеля «Националь». Наши окна на четвертом этаже выходили на улицу Горького. В полночь нас разбудил странный гул, напоминавший приближение землетрясения. Мы подошли к окну. По улице вниз спускался чудовищный кортеж. За танками шли растянувшиеся на километр огромные зеленые сооружения размером в трехэтажный дом. Они напоминали покрытых брезентом и влекомых на какое-то апокалептическое кладбище мертвых гигантов. Рядом с ними танки казались спичечными коробками, а пушки – детскими игрушками.

Я был заворожен этим зрелищем. Невольно вспомнив нацистские танковые дивизии, вторгшиеся в тулонский порт, когда мне было двенадцать лет. Я оглянулся: Джейн не было рядом. Спрятавшаяся под одеялом и зажавшая коленями голову, она показалась мне хрупкой, маленькой и напуганной девочкой, неожиданно увидевшей безобразный лик войны. Как и другие американцы ее поколения, она знала о войне по кино, телевидению и прессе. Дрожа всем телом, она целый час не могла прийти в себя.

– Завтра 1 мая, – пояснил я ей, – праздник труда. По этому поводу русские проводят большие военные парады.

Обняв Джейн, я поцеловал ее, как целуют напуганного грозой ребенка. Никогда потом я не видел ее в таком состоянии.

На другой день с нашего четвертого этажа мы наблюдали за парадом. Напротив нас, по другую сторону Красной площади, на правительственной трибуне мавзолея стоял сам Хрущев.

Закамуфлированные гиганты, которые я видел из своего окна, оказались межконтинентальными баллистическими ракетами с атомными головками, показанные публике в первый раз. Без брезента эти чудовища производили не меньшее впечатление своими размерами. Смерть и искусство часто составляют странную супружескую пару.

После парада началась демонстрация. Мимо нас прошли миллионы русских, мусульман, азиатов, фольклорные ансамбли страны, растянувшейся от Китая до Европы, от арктических льдов до Индии. После картины мощи и технологии на службе смерти это был цветущий человеческий поток, вооруженный лишь разноцветными шелками и драпировками. Пестрая толпа медленно шла мимо. Люди несли на руках детей. А на плакатах с лозунгами можно было прочитать: «Долой войну!.. Мир на земле!.. 27 миллионов русских погибли, чтобы жили дети всего мира!» и т. д.

Воля этого народа к миру была очевидна, но, как заметила Джейн: «А они считают, сколько миллионов было загублено Сталиным?»

Генри Фонда был в России самым популярным американским актером. (Я считаю Чарли Чаплина англичанином.) И наверняка всеми любимым. Его дочь принимали всюду очень тепло.

Я был знаком по Риму с актером и режиссером Бондарчуком. Он пригласил нас на студию, где уже два с половиной года снимал большую кинематографическую фреску по роману Льва Толстого «Война и мир». Фильм должен был идти восемь часов.

Восхищаясь великолепием декораций и костюмов, Джейн заметила:

– Похоже на Голливуд.

Бондарчук выглядел усталым и на грани нервного срыва.

– Я работаю над фильмом почти три года, больше нет сил, – признался он нам.

И предложил мне закончить картину. У него хватило сил улыбнуться и добавить:

– Ты не волнуйся, я сам провожу Джейн в Париж.

Чемпионы пуританизма в США наверняка позаимствовали уроки морали в социалистической стране. Если ты хотел переночевать с женщиной в гостинице в России, следовало предъявить паспорта с отметкой о браке (исключение делалось только для иностранцев). Для холостяков всех возрастов возникала проблема: где заниматься любовью? В автомашинах? Они были далеко не у всех. Дома? Этому мешал жилищный кризис.

Выходом становилась поездка в поезде (общественный транспорт очень дешевый в СССР). Путешествие в Ленинград и обратно превращалась в способ удовлетворения своих сексуальных потребностей у людей, не состоявших в браке. Мы с Джейн понятия об этом не имели, когда заняли места в поезде, идущем в бывшую царскую столицу. Наше купе представляло маленький номер в третьеразрядной гостинице. Лакированное дерево, настольная лампа, бархатные занавески, крохотный туалет и душ.

Мы провели вечер в теплой интимной обстановке. Поздно ночью, не будучи в силах уснуть, я решил пройтись по поезду и дошел до купейного вагона. В каждом купе было четыре места, и на каждом лежало по двое занимавшихся любовью людей. В других общих вагонах пассажиры вели себя скромнее, но, как мне показалось, тоже не скучали.