От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда… - [62]
При всем различии культуры, характеров и образа жизни нас очень тянуло друг к другу. Будучи старше нее всего на десять лет, я давно определил свое место в обществе. Не знаю, был ли я прав, но мне казалось, что я знаю себя.
А Джейн еще не выбралась из своего кокона. Несмотря на свои 25 лет, она еще стремилась разобраться в себе. Я был совершенно не похож на мужчин, которых она встречала до сих пор. Это ее пугало и одновременно завораживало. Не завершив еще своего развития, она вступила в новый для нее мир, надеясь с моей помощью найти ответ на вопросы, на которые ей не могли помочь ответить ни семья, ни образование, ни ее страна.
Я открыл ей дверь в приключение, именуемое жизнью.
По окончании съемок «Кошек» продюсеры больше не оплачивали гостиницу. Из соображений экономии мы решили снять маленькую квартиру. Я нашел идеальное гнездышко в доме 12 по узенькой улочке Сегье, в нескольких метрах от набережной Сены. Трудно было мечтать о более романтическом месте. Огромный камин, лепнина на потолке, источенная временем лесенка, ведущая на антресоли, где все место занимала кровать (сбитая по вкусу хозяина, явно любившего спать в большой компании). Я проводил много времени с продюсерами, готовясь к началу съемок «Карусели». Джейн ходила по музеям, брала уроки французского у Моник Карон, жены приятеля-фотографа в «Пари Матч», и писала письма друзьям, брату, отцу и бывшей мачехе миссис Сьюзен, предпоследней жене Генри Фонда, которую очень любила. Она много читала, но у нее были огромные пробелы в литературной культуре, в частности, относительно всего, что касалось истории и политики. Я посоветовал ей прочитать книгу Андре Мальро «Надежда», «Мать» Горького и «Князя» Макиавелли. Последнего она так и не дочитала. Механика политики пока ее не интересовала.
Мы оба никогда не бывали в Голландии и решили провести один из уик-эндов в Амстердаме. Увидев шлюх в витринах улицы, знакомой морякам всего мира, Джейн пережила первую вспышку активного феминизма.
– Унижать до такой степени женщину постыдно! – воскликнула она. – Шлюха тоже человек, а не животное, которое показывают на ярмарках!
И вознамерилась уже разбить витрину булыжником. Но мои профессиональные обязанности не допускали тюремного заключения, и я кое-как убедил ее отказаться от своего замысла.
Пройдя несколько метров, я схватил брошенную рабочими лопату.
– Что ты делаешь? – спросила Джейн.
Я показал ей на молодого парня-шлюху в обтягивающих колготках, сидящего в кресле за витриной и строящего глазки потенциальному клиенту.
– Унижать до такой степени мужчину постыдно! – воскликнул я. – Сейчас разобью витрину!
Она рассмеялась. В те времена она смеялась чаще, чем теперь.
По приезде в Париж как-то ночью нас разбудил звонок Аннет. Умирающим голосом она сказала, что у нее страшная хандра, что все плохо, что ей все надоело.
– Я плохо тебя слышу, – сказал я. – Не можешь ли говорить погромче?
– Нет. Я приняла сильную дозу веронала.
Через полчаса мы с Джейн были на квартире, которую я снял Аннет десять месяцев назад. Я не стал тревожить мать и Натали, живших на той же площадке, полагая, что все это несерьезно.
Когда мы вошли в квартиру, Аннет, конечно, была слегка оглушена лекарством, но не в таком состоянии, чтобы вызывать врача. Джейн увела ее в ванную и заставила вызвать рвоту. Я же приготовил литр кофе.
Оказалось, что Аннет влюбилась в Омара Шарифа. С невероятной для ее жизненного опыта наивностью решив, что он станет добиваться ее руки. Но надежды эти потерпели крах. Омар был очаровательным человеком и, вероятно, оценил женские достоинства Аннет. Но длительной их связь не считал.
Джейн лучше, чем мне, удалось ее успокоить. Поговорив с ней, она убедила Аннет принять свои доводы о том, что женщина не должна зависеть от мужчины – ни материально, ни в любви.
Аннет поблагодарила Джейн, поплакала, поцеловала ее и сказала, что урок пойдет ей на пользу. Отныне она будет думать только о профессии и о дочери. И научится быть независимой, свободной и сильной женщиной. Больше она не позволит играть собой, не станет лишь источником удовольствий для мужчины.
Я никогда прежде не слышал от Аннет таких слов. И был в восторге от сотворенного Джейн чуда.
Спустя две недели Аннет влюбилась в сахарозаводчика из Касабланки и отправилась к нему в Марокко. Он станет ее вторым мужем.
Снимать Джейн было истинным удовольствием. Она была внимательна к моим указаниям, дисциплинированна, пунктуальна, всегда стремилась сделать все как можно лучше, словом, оказалась истинной профессионалкой. Что не всегда можно сказать об итальянских и французских актрисах.
Профессиональную подготовку Джейн можно было считать идеальной. Будучи ученицей Ли Страсберга (основателя знаменитой «Акторс студио») она связывала теорию с практикой благодаря опыту работы на сцене и в кино. Ведь ее режиссерами были Джошуа Логан, Джордж Кьюкор, Джордж Рой Хилл, Рене Клеман…
И тем не менее ей чего-то не хватало – пожалуй, истинной спонтанности, непосредственности. Она была лишь удивительно способной ученицей, никак не решавшейся отпустить уздечку и дать волю своим чувствам. Джейн слишком много анализировала. Однажды она познакомилась с актером, мечтавшим о режиссуре. Для многих Андреас Вутсинас был макиавеллиевской личностью, а для Джейн – наперсником. Вскоре после приезда Джейн в Париж Вутсинас вернулся в Соединенные Штаты.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.