От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда… - [57]

– Это ребенок. Ну, знаешь, существо, которое сосет, которому надо менять пеленки и который растет без разрешения.

Медсестра забрала Кристиана. Я поцеловал его морщинистый лобик.

– Ему надо удалить морщины, – заметил я.

Катрин улыбнулась и взяла мою руку. Я присел к ней на постель.

Мы смотрели друг на друга с новой надеждой, и от этого становилось тепло на сердце.

22

Я не знал тогда, что к восемнадцати годам Кристиан станет таким же красивым, как его мать. Младенцем он был самым безобразным из всех мною виденных прежде.

Двухмесячного его никак не удавалось посадить. Голова у него была такой тяжелой, что падала вперед, вбок и даже назад. Я всегда боялся, что он сломает себе шею.

Однажды ночью я читал роман одного из моих самых любимых фантастов ван Фогта, когда услышал странный шум в детской. Стараясь не разбудить Катрин, я тихо прошел туда. Из коридора в комнату падал луч света, образуя странные тени, и в какой-то момент мне показалось, что в колыбель сына забрался инопланетянин.

Малыш между тем просто-напросто старался засунуть в рот пальцы ног.

С этой ночи я прозвал его Марсианином. Это раздражало Катрин, которая в пылу материнской любви находила сына дивным красавцем. Через несколько месяцев Марсианин действительно превратился в очень красивого мальчика.

Мы жили в Сен-Тропе в доме, выходившем на большой пляж Пампелонн. Июльское солнце, друзья, приходившие обедать или ужинать на террасе, увитой диким виноградом, лодочные прогулки, ребенок, которого мы с Катрин обожали, радостные крики Натали, бегавшей по саду, усаженному розами, маргаритками и лилиями, запах чабреца, мимозы и эвкалипта – все это порождало ощущение счастья.

И тем не менее мы никогда столько не ссорились. Надежда на то, что рождение Кристиана сблизит нас, не оправдалась. Мне становилось все труднее сносить интеллектуальную и домашнюю диктатуру Катрин. Она же меня попрекала неорганизованностью и вечными эскападами с друзьями, которые происходили все чаще. И еще называла лгуном. Я отвергаю любую форму манихейства и отказываюсь видеть вещи только черными или белыми. Должен признать также, что имею довольно смутное понимание слова «истина». И это раздражает людей. В частности, женщин, с которыми я живу. Наши темпераменты, наши жизненные концепции с Катрин были прямо противоположными. В юриспруденции это называется несовместимостью характеров.

Даже когда любовь проходит, сама мысль о разводе после многих лет совместной жизни становится ужасной. А когда все еще любишь, как в нашем случае, эта мысль особенно болезненна. После очередной ссоры, нового недоразумения мы падали в объятия друг друга. Но никакие поцелуи, слезы, ласки, нежные слова не способны были зарубцевать вновь открывшуюся рану.

Вопреки очевидности, мы отказывались признать, что живем лишь отсрочкой. Сотни раз в порыве гнева мы заговаривали о необходимости расстаться, но так ни разу спокойно не поговорили об этом.

Вплоть до того дня, когда однажды попали в бурю.

У меня была лодка «Аристон Рива» с таким мощным мотором, что менее чем за час мы добирались до Левантских островов в 80 километрах от Сен-Тропе.

Катрин, Поль Жегофф, Пьер Фероз (бывший секретарь Карло Понти), Тони Адэс (молодой египетский продюсер) и я однажды решили отправиться туда. Была прекрасная погода, и мы наловили рыбы на хорошую уху.

Внезапно поднялся восточный ветер. Я предложил немедленно вернуться в Сен-Тропе. Но Жегофф, как я уже писал, был фанатиком рыбалки. «Еще немного», – повторял он. И в результате задержал нас до заката.

По дороге домой в 15-ти километрах от побережья загорелся мотор. Тони и Пьер тотчас бросились в воду, а мы с Полем, действуя огнетушителем, сумели справиться с пламенем. Успокоившись, наши друзья поднялись на борт. Но мотор заглох.

Напуганные ветром и тучами, закрывшими горизонт, все суда поспешили в гавань. Мы были одни в море. Ветер крепчал, все более темнело. До берега можно было, добраться лишь на веслах. Но их не было, и пришлось воспользоваться водными лыжами.

Несмотря на все наши усилия, мы продвинулись за два часа лишь на два километра. Береговые огни казались такими далекими. Ветер свистел, как в бурю, и вода захлестывала «Рива». Начался дождь. Сверкнула молния. Приключение оборачивалось трагедией.

Поль Жегофф не отдавал рыбный садок, чтобы вычерпывать воду.

– Я не дам вам прикоснуться к моей ухе, – протестовал он. Но в конце концов согласился переложить рыбу в дорожную сумку.

Побелевший от страха Пьер Фероз ни во что не вмешивался, а убежденный, что помочь нам может только Аллах, Тони Адэс погрузился в молитву на арабском языке. Мы с Полем продолжали грести. Катрин вычерпывала воду. Ее хладнокровие вызывало у меня чувство восхищения.

Шансов на то, что мы доберемся до берега до того, как волна перевернет наше судно, становилось все меньше. Однако к трем ночи, совершенно обессилившие, мы достигли песчаного берега в нескольких метрах от большого отеля. У Поля хватило сил не забыть выловленную рыбу.

Ночному портье прежде не приходилось принимать потерпевших бедствие. Но он постарался нам помочь, сделал ванну для Катрин, выдал нам купальные халаты и приготовил горячий ромовый грог.