От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда… - [37]

Посчитав «Бабетту» еще одним нереализованным проектом, я перестал оплакивать судьбу и решил не требовать объяснений у двух моих самых верных друзей.

Сняв на лето около Сен-Тропе ферму, окруженную виноградниками и большими эвкалиптами, я поселился там с Аннет и младенцем. Мне присуще быстро забывать удары судьбы, если я бессилен что-либо изменить. Поэтому я выбросил из головы «Ювелиров» и «Бабетту». Я был счастлив с Аннет и Натали, обнаружив в себе талант детского воспитателя. Я обожал Натали и с увлечением наблюдал пробуждение в ней разума. Я научился ее кормить, менять пеленки, узнавать по плачу, болит ли у нее животик или она просто старается привлечь к себе внимание. Придумывал разные игры с ней, разговаривал, как с сознательным существом, избегая всяких «ладушек» и сюсюканья при обращении с младенцами. Няньки у нас не было, и когда вечером мы уезжали погулять, за ребенком присматривала соседка, мать семейства. Днем мы повсюду таскали Натали с собой.

Мой друг автогонщик Клод Бурийо представил меня старому гранду Энио Феррари. Его завод как раз готовился выпустить на рынок новую модель гоночной машины: двенадцатицилиндровый мотор на 320 лошадиных сил был способен развивать скорость 290 километров в час. Я согласился принять участие на ней в авторалли. Взамен Феррари продал мне одну их последних своих моделей по цене серийного «форда». В тот год в Сен-Тропе это была единственная такая машина. Франсуаза Саган ездила на «астон-мартин», а Гюнтер Закс, будущий муж Брижит, на «мерседесе 300».

Робеющий турист, которого я встретил два года назад, очень изменился. Наследник заводов Опеля, Гюнтер стоял во главе целой империи. Он знал толк в развлечениях и расходовал деньги, как истинный сеньор.

Наша «банда» пользовалась скверной репутацией. Под влиянием дурно информированных медиа публика считала нас развращенными неогедонистами. На самом же деле мы были малость подзадержавшимися в развитии симпатичными анархистами, которые устраивали морские бои с использованием в качестве оружия огнетушителей, катались на водных лыжах по мокрому песку бухты Пампелонн, слегка пугая отдыхающих. В «Эпи-Пляж» (частном клубе-ресторане, где встречались «звезды» и знаменитости тех лет) наши потасовки с помощью кремовых тортов вызвали бы зависть Максеннета, и Лаурела, и Харди. Как видите, мы не совершали ничего дурного.

Сен-Тропе был тогда единственным в своем роде местечком, где смешивались люди разных возрастов, состояний и социального положения. Тут можно было жить как миллионер или, будучи миллионером, развлекаться жизнью богемы. Никаких конфликтов между поколениями. Искусство, финансы, политика составляли превосходную смесь.

Как ни парадоксально, но нравы в те времена были пуританскими. Нудисты, загоравшие вдали от нескромных глаз за зарослями малины, преследовались жандармами.

В трехстах метрах от Таити-пляжа дорога делала вираж, а посредине поворота стояла огромная развесистая сосна. От этого места дорога уходила налево и направо.

В ту ночь к характерному посвистыванию «феррари» примешивалось пение цикад и пофыркивание «мерседеса».

Им предстояло встретиться на дуэли. Старт был обозначен в 150 метрах от сосны. По сигналу (свистку) обе машины устремлялись навстречу друг другу. В темноте водители не видели, по какой дороге, вправо или влево, от дерева поедет противник. Если машины оказывались по одну сторону от дерева, всякое столкновение исключалось. Водители должны были во что бы то ни стало избежать этого. Игра заключалась в том, что, обязанный уступить дорогу другому, один из шоферов был обречен оказаться во рву. Это была своеобразная русская моторулетка, оставлявшая, однако, проигравшему шансы на жизнь.

За рулем «мерседеса» был Гюнтер, вел «феррари» я. Арбитрами выступали Франсуаза Саган, Кристиан и Серж Марканы, Морис Роне и Марлон Брандо.

Турнир проходил максимум в три раунда.

В первом раунде «феррари» отправилась влево, «мерседес» – вправо.

Во втором раунде машины столкнулись нос к носу с левой стороны дерева. Для принятия решения требовалась секунда. Нервы Гюнтера сдали, и он оказался без всяких, впрочем, ушибов во рву. На другой день тягач вытащил его машину. Покраска и исправление вмятин обошлись хозяину в несколько тысяч франков. Пустяк для него.

Гюнтер устроил пышный ужин в ресторане «Гаити», чтобы отметить свой проигрыш. Экзотический оркестр, сто пятьдесят гостей. В середине вечера четыре таитянки принесли огромное блюдо. Сначала все подумали, что там рыба-меч или гигантский лосось. Но это оказалась не рыба, а совершенно голый Серж Маркан, обильно прикрытый майонезом и маленькими корнишонами.

– Пипфюгль, ты искупаешь малышку? – крикнула Аннет из кухни, где готовила национальное датское блюдо – фрикадельки.

– Сегодня я бастую.

Перед тем как поставить фрикадельки в духовку, Аннет отправилась в туалетную комнату, а затем занялась кормлением дочери, которая дожевывала последние страницы романа Агаты Кристи.

– Так ты и не узнаешь, кто убил маркизу, – сказала, смеясь, Аннет.

И пошла в ванную, откуда вскоре раздался ее истошный крик. Поскольку я его ждал, то не двинулся с места. Она прибежала с голой Натали и поцеловала меня. В руках у нее был листок бумаги, который я сунул в рот дочери и на котором написал: «Моя Ненета (так я звал ее, когда мы были одни), свободна ли ты в субботу 27 августа? Я должен быть в мэрии Ла-Лонд-ле-Мор, а затем на обеде в „Королеве Жанне“. Твое присутствие совершенно обязательно. Целую. Пипфюгль. P.S. Наш друг граф де Лесс, мэр Ла-Лонд, ждет нас для бракосочетания».