От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда… - [30]

Я поцеловал Брижит в щечку, поздоровался с Жаном-Луи, и они отошли к своему столику.

Позднее, когда по приглашению Рауля мы перешли в кафе, они присели за наш столик. Жан-Луи был неразговорчив, Брижит настроена дружески, почти нежно. Мне показалось, что она не прочь поговорить со мной наедине. Но это мне наверняка показалось.

Около десяти вечера они уехали.

Я покинул ресторан вслед за ними, сел в свою «аронду», которую до этого запарковал на французский манер, то есть поставив передние колеса на тротуар, и поехал в сторону Сен-Жермен-де-Пре, надеясь встретить друзей в дискотеке или у Кастеля. Но какой-то демон шепнул мне на ухо, я развернулся и по набережной доехал до бульвара Эксельманс. На углу улицы Шардон-Лагаш я припарковался. Мне хотелось увидеть окна квартиры, в которой я прожил с Брижит более четырех лет.

В эту минуту открылась дверь, и Брижит вышла на улицу, держа на поводке Клоуна и опираясь на руку Трентиньяна. О чем-то болтая, они пошли по тротуару.

Наверху окна спальни остались освещенными. И первый раз я чисто физически понял, что они там занимались любовью и что она, хуже того, засыпала на плече мужчины в нашей постели. Клоун, видимо, почувствовал мое присутствие и тянул поводок в мою сторону. Я очень любил этого пса, он был моим ребенком, частью нашей семьи. Глядя вслед этой паре и маленькому кокеру, я внезапно понял, что меня обокрали, предали, что оскорбили в моей любви. И тут ощутил, что во мне что-то надломилось.

Это произошло грубо, иррационально, абсолютно неожиданно. Не то чтобы мне стало грустно, я вдруг оказался во власти другого «я», которого никогда не знал. С этой минуты мои поступки были навязаны им. Лишившись свободы, я действовал как автомат.

Не превышая скорости, останавливаясь перед светофорами, я доехал до «Бальмена». Поднялся в свой номер и написал два письма. Одно Раулю, другое – Брижит.

Рауль никогда потом не показывал Брижит предназначенное ей послание. Он отдал его мне нераспечатанным с ксерокопией собственного, чтобы мне «стало стыдно». Бедняга Рауль. Пятнадцать лет спустя он застрелился из охотничьего ружья из-за банальной любовной истории. Перечитывая письма, я не испытываю чувства стыда. Но абсолютно ничего не могу понять. Я даже не узнаю свой почерк.

«Рауль, я очень люблю тебя. Сегодня вечером я ухожу. Либо налечу на дерево, либо побью рекорд в скоростной гонке».

Засим следовала целая страница сентиментальных преувеличений. Письмо Брижит не было датировано и кончалось следующими словами: «Можешь смотреть на меня как на чужого человека. Я приехал из другой страны. Тебе ее никогда не узнать. Туда можно попасть, только если имеешь сердце».

Доехав до дома 24 по улице Боккадор, где жил Рауль, я сунул оба конверта в почтовый ящик.

Когда я вышел из его подъезда, начался проливной дождь. Я промок до нитки, пока бежал до своей машины, и через минуту, миновав Итальянские ворота, выехал на южное шоссе.

Я уснул, растянувшись на сиденье из искусственной кожи в машине, стоявшей на поле люцерны в двадцати километрах от Аваллона. А когда открыл глаза, солнце уже с час как встало.

Крестьянин по дороге на работу согласился вытащить трактором мою машину на шоссе. Проехав несколько километров, я остановился в маленькой деревушке, где мне подали прелестный завтрак: кофе с молоком и хлеб с маслом.

У каждого человека есть своя точка отсчета. Для меня невидимая граница, отделяющая Францию от Средиземного моря, проходит в Монтелимаре, городе, в котором делают нугу. Около булочной-кондитерской мое внимание привлек плакат. Под знакомым логотипом «Фанс-Суар» стояло: «Пожалуйста, сообщи о себе. Софи». Такие вот электронные табло только стали устанавливать по всей Франции. Я сразу и не понял, реклама ли это фильма или название бестселлера. Его же я прочитал снова, спустя двадцать километров. А третье панно увидел, въезжая в Авиньон напротив заправочной «Шелл».

– Какая-то новая реклама, – сказал я заправщику.

– Это не реклама, – ответил он. Это придумала «Франс-Суар», чтобы предупреждать автомобилистов, когда в семье что-то случилось. Вчера было: «Арман, немедленно возвращайся, Розе хуже». В другой раз автомеханик предупреждал клиента, что забыл зафиксировать коробку скоростей. Но опоздал: тот разбился, налетев на столб при выезде из Кавайона.

Только тут я все понял. Софи – это была Брижит. Она обращалась ко мне с посланием. Я тотчас позвонил Раулю.

– Как дела? – спросил он.

– Получше. За фильм не беспокойся. Я вел себя как дурак, прости меня.

Я полагал, что Рауль получит письма утром, когда спустится за почтой. Но после ужина он не вернулся сразу домой, а застрял в «Фукетсе» с одним американским продюсером. А в полночь, по привычке открыв ящик, обнаружил два конверта. Весьма обеспокоенный, Рауль позвонил Брижит, надеясь, что ей что-то известно обо мне. Директор «Франс-Суар» был нашим другом. Брижит вытащила его из постели в час ночи и настояла, чтобы ее послание было немедленно отправлено для двухсот электропанно, разбросанных по всей Франции.

– Я не хочу звонить Брижит, – сказал я Раулю. – Сейчас же предупреди ее, что старый русский справился с хандрой. И спой ей от меня песенку Брассанса «Я лишь сорняк, добрые люди, добрые люди»…