От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда… - [26]

– Ты достаточно взрослый, чтобы справиться с такими глупостями, – сказала она.

Записка была от Брижит.

«Вава, все не так, как прежде. А как было прежде? Я счастлива и больше не плачу. Мокрые пятна на бумаге не от слез. Во всем виноват Шарль Трене. Помнишь его песенку? „Плачет мое сердце“ и т. д. Проливный дождь испачкал письмо. У меня были неприятности в отелях Италии, так как я все еще Племянников. Когда ты станешь старым и седым, мы будем слушать песенку Эдит Пиаф „Падам, падам“… Клоун целует тебя. Софи».

Я заказал еще виски.

– Надеюсь, ты не запьешь или, хуже того, не станешь сентиментальничать? – спросила Тото.

– Я здравомыслящий пьянчуга и циник, – ответил я.

– Завтра мы переезжаем. Я закончу монтаж на студии «Бийанкур». Ты мне понадобишься.

– Я буду в Париже через неделю.

– А пока не дури за рулем. У меня в коробках прекрасный фильм, который не должен остаться сиротой.

Это был первый комплимент моему фильму. Сказанный такой женщиной, как Тото, он стоил «Оскара».

После райских каникул я вернулся, как и обещал, в Париж. Улица Шардон-Лагаш принадлежала прошлому. Я снял комнату на четвертом этаже отеля «Бельман». Его хозяин Жан Террай был мне знаком. Окна выходили на перекресток улиц Франсуа и Марбеф, где тогда не было светофора. Ночью я слышал визг тормозов и скрежет столкнувшихся машин. Я сам с собой держал пари: будет или не будет драка? И когда она возникала, подходил к окну, оценивая те оскорбления, которыми обменивались водители. Это был еще один способ времяпрепровождения.

Однажды ночью, разбуженный особенно шумным столкновением, я высунулся из окна и увидел довольно сильно пострадавшую «альфу-ромео», частично врезавшуюся в лавочку Бальмена. Другая машина – огромный «мерседес» – пустилась наутек. Из «альфы» вышла в полном шоке молодая женщина и села на тротуар около разбитой машины.

– Как вы там? – крикнул я.

– Мне плохо, – ответила она.

– Вызвать «скорую»?

– Ни в коем случае.

Одевшись, я спустился вниз и через две минуты оказался возле женщины. У нее была рана на лбу, но она не казалась серьезно пострадавшей. Она была молода и очень красива: аристократический овал лица, глаза неопределенного цвета, казавшиеся то сиреневыми, то синими, в зависимости от освещения и, как я заметил потом, от настроения. Одета она была в платье от дорогого кутюрье. В качестве драгоценности одна лишь тонкой работы золотая цепочка с крестиком. Женщина прекрасно говорила по-французски, но с легким американским акцентом.

Посмотрев на лавку Бальмена, она сказала, что днем купила тут костюм и не думала, что так скоро снова окажется рядом.

– Вы не хотите вызвать полицию для составления протокола?

– Нет. Отец не знает, что я взяла машину. Если будут претензии хозяина, он купит магазин Бальмена.

Она вытирала кровь со лба тонким шелковым платком.

Черепные травмы нередко сопровождаются головокружениями и тошнотой.

– Вас не тошнит? – спросил я.

– У меня болит сердце, очень болит, мсье. Но не от несчастного случая, а от неумения жить.

Нельзя было понять, говорит ли она серьезно или шутит.

– Вы намерены провести ночь на тротуаре, мы сообщаем папе или что?

– Где вы живете?

Я пальцем показал освещенное окно на четвертом этаже отеля.

– Можете ли вы меня спрятать на ночь?

– Да.

Придя в номер, я вымыл ей лицо, продезинфицировал одеколоном ранку на лбу и наложил пластырь. Она назвалась Лорой. Я тоже представился, хотя она и не очень этим интересовалась. «Роже Вадим Племянников». Она повторила имя, не искажая его, что бывало довольно редко.

– По-русски это означает сын дяди.

– Спасибо за информацию, – рассмеялся я. Она остановилась возле стола, на котором были разбросаны страницы рукописи будущего сценария.

– У вас почерк избалованного, капризного и довольно умного ребенка. Очень похожий на почерк Кокто.

После чего разделась донага и легла на постель. Раздевшись, в свою очередь, я вытянулся возле нее. Я еще безуспешно задавал себе вопрос, насколько прилично было воспользоваться обстоятельствами, как она уже спала глубоким сном.

I went to the animal ‘s fair

The beasts and the birds were there…

Лора напевала эту старую детскую считалочку, устремив глаза в потолок и шевеля губами. Я так залюбовался ее чистым классическим профилем, что сама мысль поцеловать это лицо показалась совершенно неуместной, даже вульгарной. Голова ее покоилась в нескольких сантиметрах от моих глаз, но по непонятно каким законам физики казалось, находится очень далеко. Она принадлежала к числу тех женщин, которые при пробуждении еще красивее, чем в волшебном свете льстящих им вечерних огней.

Внезапно она поднялась, перешагнула через меня и подошла к окну.

– Они увозят «альфу», – сообщила Лора.

Она была голодна и заказала завтрак: фруктовый сок, кашу, какао с молоком, круассаны, яичницу с беконом, копченую пикшу и йогурт. Мне надо было идти в контору моего продюсера. Я был вымыт, выбрит и одет, а Лора все еще сидела за столом. Она попросила разрешения воспользоваться в мое отсутствие телефоном.

Месяц спустя, получив счета за разговоры, я обнаружил, что она два часа разговаривала с Токио, Сан-Франциско, Лондоном и Лимой. Чтобы рассчитаться, пришлось продать машину. (Моя зарплата и гонорар за сценарий «И Бог создал женщину…», то есть за два года работы, составляли лишь три миллиона старых франков. Я остался, стало быть, без гроша, хотя вскоре получил аванс под будущий фильм.)