От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда… - [23]

Она привыкла к определенной стилистике фильмов, забавных, эротичных и неизменно искусственных, и не ожидала, что я потребую от нее достоверности, искренности, которые ей прежде не приходилось играть. Чтобы стать Жюльеттой, ей следовало выложиться до конца. То, что она должна была раздеваться, ее мало трогало. Страшило другое – необходимость вывернуть наизнанку душу, раскрыться до конца. Я приводил в беспорядок ее волосы, запрещал поправлять грим между планами. Она чувствовала себя обнаженной, уязвимой. И сходила с ума. Я же знал, что подобный психологический стриптиз, каким бы трудным он ни был, определял успех фильма. Ее успех в частности. Она привыкла к своему статусу «звездочки», я же хотел создать «звезду».

Прошла неделя, прежде чем мы смогли посмотреть отснятый материал на студии «Викторин» в Ницце. Выходя из просмотрового зала, Брижит плакала. Говорила, что выглядит омерзительно, что плохо причесана, плохо загримирована. Я посадил ее в машину и отвез к морю, на самый край набережной Прогулки Англичан. В конце апреля здесь еще было пустынно. Я посадил ее на гальку рядом с собой. Она больше не плакала и только жаловалась, что тушь ресниц режет глаза.

– Хороша же я буду вечером с глазами опоссума.

– А какие глаза у опоссумов?

– Красные.

Мне всегда казалось, что глаза у опоссумов синие, но я не стал возражать.

– И почему ты привез меня на пляж с галькой, от которой болит копчик? – продолжала Брижит. – Это не пляж, а доска с гвоздями факира или место прогулок старых англичанок, которые никогда не снимают ботинок.

В конце концов она рассмеялась над своими страхами и успокоилась.

– Помнишь, что ты говорила о своих родителях? – спросил я. – Ты мне не верила, что настанет день, когда будешь счастлива, имея в их лице друзей.

– Ты оказался прав.

– Доверься мне и теперь. Я когда-нибудь делал тебе больно?

– Да, – ответила она. – Но сам того не замечая.

Я взглянул на нее немного растерянно и продолжал:

– Если ты не понимаешь, чего я от тебя добиваюсь на съемке, по крайней мере не сопротивляйся. Иначе мы проиграем оба. А я куда больше тебя. Ты уже подписала контракт на другую картину, ты не рискуешь карьерой. Если я просчитаюсь, это будет означать, что ты снялась в неудачном фильме, о котором быстро позабудут. Но если окажусь прав, произойдет нечто важное для нас обоих. Словом, ты готова меня слушаться, даже если не согласна?

– Да, – сказала Брижит.

Она часто меняла свои решения, но всегда выполняла обещания, если речь шла о чем-то важном.

После трех недель съемок на натуре группа переехала в павильон студии «Викторин».

Почувствовав мой стиль, Брижит все больше сливалась с образом своей героини. В такой мере, что день ото дня менялось и ее отношение к Мишелю, которого играл Трентиньян. Я старался в меру возможности снимать фильм, следуя хронологии экранных событий. Так что каждый день действительность догоняла вымысел.

Я с тревогой ждал большой любовной сцены между Брижит и Жаном-Луи.

Брижит разделась в гримерной, набросила на себя халатик и прошла к нам в павильон. Была абсолютно раскованна и смеялась вместе с членами группы. Жан-Луи был натянут и казался не в своей тарелке. Я всячески старался объективно анализировать свои чувства, обнаружив, что ничуть не ревную. Мне никак не удавалось связать то, что происходило на съемке, с жизнью. Я словно листал книгу с картинками.

Скинув халатик, Брижит нагая легла на постель. Согласно сценарию, Жан-Луи растянулся рядом с ней и обнял ее.

Когда я сказал «стоп», они остались в прежнем положении, и костюмерша прикрыла их халатом.

Позднее в тот же день я снимал другую сцену – крупный план Брижит, которая стоя целовала Жана-Луи. Потом его голова опускалась вниз и выходила из кадра, а камера продолжала снимать Брижит, на лице которой читалось наслаждение.

Я спросил ее, когда отсняли сцену, о чем она тогда думала.

– Ни о чем, – ответила она. – Об удовольствии.

Однажды, когда я прогуливался с Брижит по одной из студийных аллей, мое внимание привлекла крупная фигура мужчины, шедшего, опираясь о палку. Сначала мне показалось, что это Орсон Уэллес, но я быстро понял свое заблуждение: «Уэллес не такой старый». Когда мы подошли ближе, я понял, что передо мной сэр Уинстон Черчилль. Его сопровождал генерал Корнильон-Молинье.

Я поздоровался с генералом, который знал Брижит по встречам на улице Варенн. Он представил нам Черчилля.

Брижит всегда оставалась сама собой, кто бы ни находился перед нею – ее костюмерша или один из самых знаменитых людей в мире. После обмена любезностями наступило молчание. Глаза Черчилля загорелись. Казалось, он забавляется, молча наблюдая за молоденькой актрисой. Какую банальность произнесет этот чувственный рот, созданный для экрана и поцелуев? Мы с генералом, словно сговорившись, молчали.

– Когда мне было восемь лет, вы меня пугали своими речами по радио, – сказала Брижит. – О вас рассказывают легенды, я же нахожу вас довольно миленьким.

Что он «миленький», Черчилль прежде никогда не слышал. Великий говорун лишился дара речи.

– Что вы делаете в Ницце? – спросила Брижит, чтобы нарушить неловкое молчание.