От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда… - [21]

Обнаженные актрисы на съемочной площадке меня нисколько не волнуют. Многие художники писали ню любимых женщин, выставляя затем картину на всеобщее обозрение. Какая разница между объективом камеры и кистью? А присутствие съемочной группы на площадке? В мастерских Ренуара и Рубенса часто толпилось много народа.

Брижит переживала первый кризис взрослого человека. Она видела, что наша любовь на исходе. Ее судьба была у нее в руках, и она приходила от этого в ужас.

Однажды мы сидели на диване и слушали песенку Брассанса «Лошадка».

– Ты не любишь меня как прежде? – внезапно спросила она. – Что я тебе сделала?

Я вернул ей ее вопрос:

– Ты не любишь меня, как прежде? Что я тебе сделал?

Подумав немного, она ответила:

– Может быть мы в этом и не виноваты? – И добавила: – Когда умер Тино, я знала, что случится что-то ужасное. – (Соловья нашей консьержки съел кот комиссара полиции.)

Подобная логика сбивала меня с толку, и я смолкал.

Она продолжала:

– Помнишь случай с твоим обручальным кольцом? Это тоже был знак. Следовало тогда обратить внимание.

Брижит имела в виду таинственное исчезновение этого кольца. Я часто снимал его с пальца и крутил, играя. Однажды в кабинете продюсера фильма «Эта проклятая девчонка» оно свалилось на пол. В течение часа вся продюсерская часть на коленях искала пропажу. Тщетно. Оно испарилось. Год спустя, накануне того дня, о котором идет речь, скучая, я сидел в том же кабинете и дотронулся до ключа в одном из ящиков. И тут внезапно обнаружил кольцо. Оно оказалось на этом ключе и было незаметным на фоне меди замочной скважины. Но расценивать сие как знак небес я не решался. Брижит же была совершенно уверена в этом.

– Это был знак, – повторила она.

– Соловей и кольцо. Похоже на название китайской сказки, – сказал я.

– Или русской. Надо было послушаться бабушки и поостеречься русских. Мерзкий русский!

Она рассмеялась и поцеловала меня. Мы очень мило провели оставшийся вечер. Она курила сигарету. «Всегда потом, как в фильмах», – любила она говорить.

– Смешно слышать, – заметила Брижит, – что супруги, прожившие вместе много лет, прибегают к разным уловкам. А я наоборот – с годами, старея, становлюсь все более благоразумной.

– Тебе только 21 год.

– Действительно, не так уж много. И тем не менее дремлющая во мне буржуазность берет верх.

Она вздохнула.

Я не стал ей говорить, что ее буржуазность не мешала ей недавно в Риме в исступлении танцевать в «Каза дель Корсо»…

На заре – я имею в виду девять часов утра – меня разбудил звонок Рауля Леви.

– Ты еще спишь? – спросил он.

– Да.

– Ты сумеешь быстро собрать чемодан?

– Никогда не пробовал.

– Вот и попробуй. Я жду тебя в десять сорок на Восточном вокзале, перрон 12, поезд на Мюнхен.

Последовала долгая пауза.

– Повтори, – сказал Рауль.

– Поезд на Мюнхен, – произнес я.

– Прекрасно. Только не опаздывай. Он повесил трубку.

– Что ты делаешь? – спросила Брижит, не успев продрать глаза.

– Собираю чемодан.

– Чемодан?.. Почему?.. Я была вчера такая хорошая.

– Я не ухожу. Я еду в Мюнхен.

– Если ты не уходишь, как же ты доедешь до Мюнхена?

– Рауль ждет меня на вокзале.

– Почему?

– Не успел его спросить. Слишком хотелось спать.

– Едешь в Мюнхен, сам не зная зачем? Ну и психи же вы все!

Она повернулась на другой бок и уснула. Я встретил Рауля на вокзале.

– Как бы ты отнесся к мысли снять цветной, широкоэкранный фильм? – спросил он.

Я ушам своим не верил. В то время во Франции сочли бы чудом, если бы 26-летнему молодому человеку доверили постановку полнометражного фильма. А уж о цветном широкоэкранном фильме и мечтать нельзя было. А я втайне часто думал об этом. У меня были свои взгляды относительно использования цвета и широкого экрана.

– Пошли, в вагоне все узнаешь.

Он подождал отправления поезда и только после этого рассказал.

– «Каламбия» дает мне деньги на цветной широкоэкранный фильм при условии, если мы снимем в нем Курта Юргенса. Мы едем в Мюнхен, чтобы с ним поговорить.

– И в какой роли?

Тремя главными персонажами картины были три брата: пятнадцати, двадцати и двадцати пяти лет. На эти роли актеры уже были выбраны. Младшего должен был играть Пужули (мальчик из «Запрещенных игр» Р. Клемана), среднего – Трентиньян и старшего – Кристиан Маркан.

Курт Юргенс был крупной «звездой» международного класса, и ему перевалило за сорок. Я просто не представлял себе его рыбаком из Сен-Тропе, с его немецким акцентом.

– Можно превратить фильм в бурлеск, пригласив на роли братьев Лаурела и Харди, – предложил я.

– Ты прав. Юргенс не годится на роль одного из братьев.

Он был огорчен, но не сдавался. На первой остановке в Саарбрюккене я снял с полки чемодан. Рауль схватил меня за руку.

– Есть идея. Ты разработаешь персонаж богатого судовладельца. Его и сыграет Юргенс.

– Он никогда не согласится на второстепенную роль.

– Невозможно – не французское слово.

– Ты бельгиец, а я наполовину русский, – заметил я.

Он засмеялся, и я остался в поезде.

В Мюнхене он запер меня в «люксе» роскошного отеля, снабдив икрой, семгой и водкой до отвала. А в качестве премии – фотомоделью Марией, которая была также секретарем-машинисткой, и мы за два дня закончили новый вариант сценария.