От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. - [76]
По сообщению уже упоминавшегося Клейста, с Польшей предполагалось поступить следующим образом: «Очевидно, что прежде чем вести войну с Россией при помощи Польши и через Польшу (подчеркнуто в тексте документа. – Авт.), ее сперва разделят территориально (отделение бывших германских областей и образование западно-украинского государства под германским протекторатом) и реорганизуют в политическом отношении (посадят надежное, с германской точки зрения, польское правительство)»[453].
Причем советское руководство благодаря донесениям военной и политической разведки располагало информацией о планах Гитлера в отношении Польши уже с октября 1938 года[454].
Одновременно с вынашиванием агрессивных военных планов Германия продолжала политику балансирования между ведущими западными странами и СССР. Уже с конца 1938 года в Германии начал проводиться зондаж возможностей улучшения отношений с СССР. Гитлер решил, что настало время «инсценировать в германо-советских отношениях новый рапалльский этап»[455]. Германские дипломаты развернули активную работу в двух направлениях: на Западе проводилась политика изоляции Польши от ее союзников; на Востоке предпринимались шаги к нормализации отношений с СССР, чтобы в случае германо-польской войны оставить его за рамками конфликта, и тогда Германии не пришлось бы вести войну на два фронта. Для решения второй задачи предпринимался поиск путей для нормализации отношений с Советским Союзом.
Первый шаг был сделан в направлении улучшения торгово-экономических отношений с СССР. В начале 1938 года по инициативе германского правительства начались переговоры о торговом соглашении и новых кредитах. 24 января германская сторона сделала конкретное предложение о предоставлении СССР нового кредита в 200 млн марок. Но поскольку стороны не смогли договориться об условиях экономического соглашения, вопрос был снят. В конце 1938 года германское правительство вновь вернулось к этому вопросу, выразив при этом готовность пойти на ряд уступок. В начале 1939 года Наркомвнешторг был уведомлен о том, что для этих переговоров в Москву выезжает специальный германский представитель К. Ю. Шнурре[456]. Затем вместо него ведение переговоров было поручено германскому послу в Москве Ф. В. фон дер Шуленбургу, который был одним из сторонников и инициаторов сближения с СССР.
По мнению ряда историков, «именно с января 1939 года группа немецких дипломатов – сторонников сближения с Москвой – начинает осторожно внушать своему руководству мысль о якобы (выделено нами. – Авт.) проявляемой советским правительством инициативе об открытии „новой эры“ в советско-германских отношениях, пусть пока еще только в экономических»[457]. Имеющиеся архивные документы свидетельствуют о том, что инициатива сближения исходила именно от Германии[458].
Начавшиеся торгово-экономические переговоры были прерваны ввиду разногласий сторон. Но в конце мая 1939 года возникла возможность их возобновления[459]. Примечательно, что уже с конца 1938 года германским средствам массовой информации было дано указание ограничить антисоветскую пропаганду; в публичных выступлениях немецкие политики начали воздерживаться от нападок на СССР[460]. Отказ Гитлера оставить Карпатскую Украину «в своих руках» в марте 1939 года и, как полагали западноевропейские эксперты, в дальнейшем объединить ее в одно государство с Советской Украиной, также должен был продемонстрировать советскому руководству германское «миролюбие»[461]. Все эти шаги служат очевидным свидетельством того, кто в действительности был больше заинтересован в улучшении отношений между двумя странами.
Еще одним аргументом в пользу того, что именно Германия первая пошла на сближение с СССР, может служить Меморандум имперского правительства, врученный ранним утром 22 июня 1941 года И. Риббентропом заместителю наркома иностранных дел, полномочному представителю СССР в Германии В. Г. Деканозову, в котором были изложены причины нападения Германии на СССР. Меморандум начинался с констатации того факта, что именно германское правительство «предприняло попытку» «найти баланс интересов между Германией и СССР», а Москва лишь пошла навстречу этим предложениям[462].
Великобритания и Франция, напуганные германской оккупацией Чехословакии и возрастающим усилением мощи Германии, в свою очередь, предпринимали ответные меры, чтобы сохранить влияние в традиционной сфере своих интересов и оградить себя от втягивания в войну. Захват Чехословакии означал демонстративное нарушение Гитлером продиктованных им же условий Мюнхенского соглашения. Столь неожиданный и неприятно пугающий финал политики умиротворения поставил Великобританию, Францию и их союзников в весьма затруднительное положение. Если сразу же после заключения Мюнхенского соглашения в демократических странах Европы и мира значительная часть общественности воспринимала Н. Чемберлена и Э. Даладье как миротворцев и спасителей человечества от пожара мировой войны, то теперь стало ясно, что англо-французская концепция сохранения безопасности в Европе потерпела полный крах. Отражение этих настроений можно, например, найти в дневнике О. Харви, личного секретаря министра иностранных дел Великобритании Э. Галифакса. 13 ноября 1938 года он сделал в своем дневнике запись, в которой говорил о том, что вся информация из Германии показывает, что германское правительство «смеется над нами, презирает нас и хочет вытеснить нас морально и материально с наших мировых позиций»
