От смешного до великого - [4]

Перевод Н. Переяслова

Завершался творческий мой вечер

Я стихи последние прочёл

И уже хотел закончить встречу,

Но одной детали не учёл —

Той, что поэтические речи

Могут дать к дискуссии толчок…

И парнишка, дерзкий и свободный,

Вдруг спросил: «А вы поэт – народный?»

Я всегда был быстрым на ответ

И в карман за шутками не лазил.

Ну, а тут – как будто кто-то сглазил —

Не могу сказать ни «да», ни «нет».

Тут любой – затылок свой почешет:

Если не народный я – то чей же,

Чей же я тогда, друзья, поэт?…

Я лишь рот открыл, чтобы ответить,

Что меня пока ещё отметить

Этим званьем не успели, но —

Мужичок, невзрачный и немодный,

Закричал: «Да как же – не народный,

Если бьётся за народ давно?!»

«Ну и что, что за народ он бьётся?

Что – народ? Он только посмеётся,

А вот званьем наделяет – власть!» —

Так ему ответила сердито

Дама респектабельного вида,

Этот спор подхватывая всласть.

«Это правда! – кто-то ей поддакнул. —

Власть не всяким делает подарки,

А лишь тем, кто за неё – горой!»

«Верно! Верно! – зал ответил дружно. —

Власти любят тех, кого им нужно,

А не тех, кто их хулит порой».

«Ну какая польза – от сатиры?

Ведь сатирой не закроешь дыры,

Что сквозят в бюджете городском.

Хоть и служит наш поэт народу,

Но он власти не напишет оду.

Что ж и ей-то помнить – о таком?»

«У него в стихах – ни поздравлений,

Ни похвал, ни громких прославлений

Тех, кто нам указывает путь.

А без од и посвящений пышных

Даже самых званий никудышных

Не получишь, хоть Гомером будь!»

«Коль писатель званий не имеет —

То писать, как надо, не умеет

И, выходит, виноват он сам,

Что полжизни не тому учился.

Потому такой и получился —

Ни властям не мил, ни небесам!»

«Коль его борьба за правду гложет,

То другим он стать уже не сможет,

И ему народным – не бывать!

Тут не надо мировых признаний,

Мой земляк собрал уже сто званий —

Просто знал, кому и что давать…»

Напоследок, улыбаясь мило,

Одна дама нежно попросила,

Сунув в руки мне огромный лист:

«Мой знакомый вымечтал решенье —

О «народном» подавать прошенье.

Я скажу, он славный куплетист!

Мне неловко, что просить вас смею,

Но скрепите подписью своею

Вы письмо, что мы пошлём сейчас

В комитет по присвоенью званий…»

Я вздохнул: «Ну что поделать с вами?…»

И – внезапно и зале свет погас.

И в дрожащем зыбком полусвете

Рядом с ней на сцене я заметил —

Пушкина, Тукая, Акмуллу

И других поэтов благородных,

Что пришли за званием «народных»

Сквозь веков седую полумглу.

О, Аллах! Я чуть не задохнулся.

Но пришёл в себя и оглянулся —

Никого… Всё лишь минутный бред.

Вот – народ толпится возле сцены.

Вот – белеют в полумраке стены…

Ну, а вот – опять включили свет.

И, светлея и душой, и ликом,

Понял я, что истинно великим

В этих званьях наших – проку нет.

И, как ветер утренний, свободный,

Я поставил подпись: «НЕНАРОДНЫЙ,

Для народа пишущий ПОЭТ».

Русский смех Перевод Н. Переяслова

Широка Россия, как душа!

И светла, как песня по-над лугом.

Всем была бы сердцу хороша,

Если бы не груз её недугов.

Мчатся годы, убыстряя бег,

Будто с нами затевая прятки.

А на землю сыплются, как снег,

Чьё-то зло, грехи и недостатки…

Хорошо, что есть на свете – смех,

И сатирик трудится, как дворник,

Чтобы мир, где грех лежит, как снег,

Подмести, как свой любимый дворик.

Хорошо, что в русской стороне

Есть ПОЭТЫ, что над злом смеются.

Столько лет они, как на войне,

Заточив перо, с грехами бьются!

В том ряду – великий Салтыков,

И Крылов, и Гоголь с Михалковым…

Ну, а мир наш – и сейчас таков,

Как он был описан Салтыковым.

Всюду те же жадность и обман,

Те же грязь и низменные страсти,

А в законах – темень и туман,

Чтоб скрывать в них преступленья власти.

Бесконечен этот вечный бой,

Он победы не сулит для лиры.

Но тот бой – становится судьбой

Для того, кто выбрал путь сатиры.

Не с того ль не замечает власть,

Как злодеи расхищают блага,

Чтоб вовеки не перевелась

На Руси сатириков ватага?

Только ей не нужно их – живых,

И она, точно бесправных смердов,

Убивает равнодушьем их,

Чтоб скорей – прославить их…

ПОСМЕРТНО.

Разговор с богами Перевод Н. Переяслова

Стою на вершине Олимпа. Один.

Не я здесь хозяин. Не я господин.

Вон кресло великого Зевса,

А ниже – вход в бездну разверзся.

Я лишь поклониться взобрался сюда

От имени тех, кто уже никогда

Не смогут к Олимпу приехать,

Растаяв в веках, словно эхо…

Чтоб мысли свои в суете не забыть,

Я всё повторял их в дороге.

Мне даже с людьми нелегко говорить,

А здесь предо мною ведь – боги!

– Итак, – обратившись лицом на зарю,

Я начал, – простите за дерзость,

Но не от себя я сейчас говорю,

А от стариков и младенцев —

От ваших потомков, что, словно во мгле,

Живут, разрываясь на части.

Вы стали легендою. А на Земле —

Не стало ни правды, ни счастья.

Вы слышите грохот? То вовсе не гром,

А взрывы ракет и снарядов.

То – зло, беспощадно воюя с добром,

Весь мир уподобило аду.

Когда вы исчезли с Олимпа, то в мир

Явились, страшнее драконов,

Посланники тьмы, что устроили пир

На прахе вчерашних законов.

Они сеют смерть по Земле, сеют страх,

Чтоб съесть нефтеносные страны.

Они утопили планету в кострах

Конфликтов и войн непрестанных.

А те, кто собрал миллиардов мешки

И мог бы весь свет осчастливить —

На мир через чёрные смотрят очки,

Чтоб горя людского не видеть.

Банкир к должникам своим неумолим,

Его не упросишь словами.