От прощания до встречи - [128]

— Ну, если всех троих, — Юрий улыбнулся, развел руками, — тогда, конечно, не мало.

Раисе стало тяжко, она попросила у Юрия сигарету, закурила, подошла к открытому окну, а хозяйка, оглядев стол, всплеснула руками.

— Батюшки, за спорами да за разговорами ничего не едим. Это не дело.

— Не знаю, кто как, — ответила Рая, — а я лично растягиваю удовольствие. Давненько не видела такого изящного стола. Идите сюда, сейчас дождь хлынет.

Мы подошли, глянули за окно и уже не могли оторвать глаз. Сплошной стеной прямо на нас надвигались низкие кучевые облака. Они на ходу кудрявились, и синие кудри тотчас же оборачивались шлейфами дождя. В этих шлейфах утонул шпиль университета, потом и все массивное здание растворилось в дождевой дымке. Налетел ветер, бросил на нас охапку брызг, мы со смехом отпрянули. Первой взглянула в окно Раиса.

— Гляньте-ка, гляньте! — позвала она нас. — Только что эти облака задевали за крыши, а сейчас их едва самолетом достанешь. Выплеснулись и взмыли. В один миг.

За стол мы вернулись просветленные. Будто нас не дождем окатило, а пронизали насквозь теплыми солнечными лучами. Мы долго смотрели друг на друга и молча улыбались.

— По-моему, самое время отведать салат из крабов, — тихо сказала Ирина. — Я его собственными руками, по собственному рецепту… И никто даже не дотронулся. Каково хозяйке?

Мы съели и салат, и шампиньоны в сметане, и заливного судака. Все было изящно, вкусно.

Заговорили о детях. Ирина пожалела, что мальчишки не приехали и мы не смогли этих озорников увидеть. В другой раз. Ребята растут, вроде бы неплохие, но своенравные.

— Есть в кого, — с улыбкой сказал Юрий.

— Это уж точно, — ответила Ирина, тоже улыбнувшись. — За примером далеко ходить не надо.

Они пикировались, поддразнивали друг друга, но делали это теперь с доброй усмешкой. Надо было этому дождю пораньше нагрянуть, подумал я. Может быть, тогда и спора не было бы.

На прощанье Ирина сыграла нам Шопена. Такая вдруг обрушилась на нас грусть-печаль, что мы невольно замерли на месте. Даже если бы не знать его жизнь, с первых же звуков чувствуешь яснее ясного: несладко приходилось ему вдали от родных мест. Париж, именитое окружение, блеск умов и талантов, а родину ничем не заменишь. Никем и ничем. Перед глазами моими мелькнули собственные мои годы, прожитые в дальних странах, и по спине у меня побежали мурашки. Ностальгия… Вот она, ностальгия, чистая, обнаженная. Бери ее и страдай. И что рядом с этим страданьем мелкие наши неурядицы?

Ирина вскинула голову, и печальные звуки оборвались. Я закрыл глаза, и откуда-то издалека услышал лесной шорох, шелест деревьев, щебетанье птиц. Звуки наплывали, ширились, лесной ручей зажурчал в лощине, по верхушкам деревьев прокатился свежий ветер. И встрепенулось лесное царство, запело, забурлило, встречая новый день, отдавая дань красному солнышку. И пошло оно, светлое, теплое, по лесам и лугам, по полям и перелескам от дома к дому, от села к селу, рассыпая по пути жизнь, лад, радость.

Рая подошла к Ирине и молча обняла ее.

— Это вы меня настроили, — сказал Ирина.

— Я догадалась, спасибо. Большущее спасибо. Разве Шопена с кем-нибудь спутаешь? И тоска и любовь. Из самых глубин. Только сердце, наверное, может объять весь мир, доброе, щедрое сердце.

Ирина и Юрий вышли нас проводить. Ветер стих, на деревьях в свете фонарей лучились крупные дождевые капли. Из глубины зеленого двора доносился запах березовых почек, терпкий, чуть горьковатый, бодрящий. Самый мужской запах, подумал я и, остановившись, вдохнул всей грудью этот первозданный целебный настой. Следом за мной к даровому источнику потянулись Ирина, Раиса, Юрий.

— Под носом кладезь свежести, а мы… — Юрий не договорил, кладезь увлек его.

— А нам химию подавай, — продолжила за него Ирина. — У нас все под носом, оттого, наверное, и беды наши.

Мы распрощались. Ирина и Раиса с первой встречи пришлись друг другу по душе. Расставаясь, они обнялись, как близкие подруги.

Почти всю дорогу ехали молча. Раисе не терпелось излить свои впечатления, но она знала, что жизнь научила меня не спешить с выводами, и до поры до времени держала ворох своих ощущений при себе. Сопоставляла их, перетасовывала, заново переживала. Ждала, пока заговорю я. А мои мысли все это время витали вокруг Раисы. Давно ли была она бедовой уральской девчонкой, воительницей и певуньей, кружившей головы молодым и не очень молодым шахтерам, а сейчас… Сейчас педагог, столичная дама.

— Ты молодец, — сказал я на подходе к дому, когда она уже потеряла надежду выговориться всласть. Поведи я сейчас речь об Ирине или о Юрии, она, может быть, и обиделась бы на меня за долгое молчанье. Но она тотчас же все поняла, почувствовала и благодарно пожала мне локоть.

— Правда? — Она подняла на меня радостные глаза. — Это не утешение?

— Нисколько.

— Ты в самом деле доволен? Мне показалось, я слишком много говорила. Первый раз встретились — и поток слов. Не поток даже — лавина.

— Ты была естественна. От первой минуты до последней.

Мы вошли в подъезд, она поднялась на цыпочки и поцеловала меня. Дома за чаем — зачем-то нам в поздний час понадобился чай — я спросил Раю, кто эти оскорбленные красивые женщины, ее знакомые… Она не дала мне договорить и с ходу назвала Ирину. Разве можно смотреть на нее лишь как на красивую женщину? Она же прелесть, чудо. И умница и талант.