Дабы... храм, что, подобно ладье груженой, вознесся,
[749]Плавильные печи града, что мощно пылают,
Реку его, что рекою радости течет извечно,
Нивы и долы его, где мотыга роет, в поля пустынные обратить,
Дабы дом Киша, град, подобно призраку, в поселение возвратить,
Царя его, пастыря Урзабабу,
Что в доме Киша, подобно солнцу, восходит,
Царствие его, власть его изменить, дабы пышность, роскошь дворца его удалить,
Ан и Энлиль словами своими светлыми праведно повелели.
И тогда Шаррукена — «царя истинного», — а град его — Азупирану,
Отец его — Лаипум, мать его — жрица,
Шаррукена сердцем благостно они избрали,
Ибо так от рождения суждено ему было.
<...>
Когда день ушел, а вечер пришел,
[750]Шаррукен жертвы во дворец доставил:
А тот возлежал в жилище светлом, в потаенном покое для сновидений.
Он сердцем знал, да язык не молвил, никому из людей сказать не мог он.
Шаррукена же, что жертвы во дворец приносит,
Чашеносцем-прислужником он его сделал, о питейной утвари поручил заботы.
А светлая Инанна свой лик не явила.
[751]Прошло пять дней и десять,
Царь Урзабаба укрывался в жилье своем, дрожал от страха.
Словно лев гонимый, непрерывно мочился, гноем и кровью нутро исходило.
Словно большая морская рыба, что попала в сети, трепыхался, бился.
А в это время чашеносец в «доме вина, в доме хлеба»,
[752]Шаррукен, он спать не спал, в забытьи лежал.
Светлая Инанна в сновиденье в кровавую реку его окунает.
Шаррукен кричит и стонет, рот землею набивает.
Царь Урзабаба, те крики услышав,
[753]Велит в покои пресветлые к нему — царю — его доставить.
Шаррукен предстал пред Урзабабой.
«Что тебе, чашеносец, привиделось ныне, мне расскажи-ка!»
Шаррукен царю своему так молвит:
«Господин мой, о виденье своем да поведаю!
Дева некая, до небес она ростом, что земля обширна,
Что стена основаньем поставлена прочно,
В реку могучую, в реку кровавую меня окунула».
[754]Урзабаба закусил губу, нутро его затрепетало.
Советнику своему так он молвил:
«...вот сестра моя, светлая Инанна,
[755]В кровь палец мой окунула,
Чашеносца же Шаррукена в реке могучей она потопит».
Белиштикалю, главе плавильщиков, тому, кто мое потаенное знает:
[756]«Слово скажу тебе, пойми мое слово.
[757]Совет тебе дам, прими со вниманьем.
Когда чашеносец тебе мою бронзу доставит,
В очищающем доме, где судьба свершится,
[758] словно статую, брось в печь плавильную».
Белиштикаль слова своего господина принял.
В очищающем доме, где судьба свершится, плавильные печи он подготовил.
Царь Шаррукену так молвит:
«Иди и бронзу мою главе плавильщиков отнеси-ка!»
Шаррукен из дворца Урзабабы вышел.
А светлая Инанна со стороны своей правой лика своего она не явила.
Но к очищающему дому, дому, где судьба свершится, он и ста шагов не сделал
[759] —
Светлая Инанна пред ним оказалась, ногу свою пред ним поставила.
[760]«Или дом очищения — не дом пресветлый?
Тот, кто в крови, его не преступит!»
В воротах дома, где судьба свершится, глава плавильщиков его встречает.
[761]Когда бронзу царскую главе плавильщиков он отдал,
Белиштикаль, глава плавильщиков, скрылся, словно статую, бросил в печь плавильную.
Шаррукен, когда пять дней истекло и десять,
К Урзабабе, царю своему пришел.
Во дворец, что, подобно горе, возвышается, вошел.
Царь Урзабаба укрывался в жилье своем, дрожал от страха.
Он сердцем знал, да язык не молвил, никому из людей сказать не мог он.
В своем жилище, в покое светлом для сновидений, царь Урзабаба дрожал от страха.