От любви не убежишь - [48]

— Ты, должно быть, Люк, — сказала Джозефина, приглашая его знаком войти. — А ты — Элли. Стивен рассказывал мне, что ты рисуешь. Ты хочешь поступить в художественный колледж, правда?

Элли кивнула, пораженная красотой отделки резиденции.

— Какой фантастический дом!

— Тесс, так приятно наконец познакомиться с вами! — Это прозвучало так, словно Тесс была ее давней доброй приятельницей, которая по какому-то недоразумению избегала встречи с ней.

Тесс переступила через порог и постаралась не удивляться. Больше всего ее впечатлила не красота и размеры дома, наполненного старинными вещами, но тишина и порядок. Она старалась не думать о хаосе, царящем у них дома, о велосипедах и роликах в прихожей, о полотенцах, висящих на батареях, о грудах тарелок на посудомоечной машине, потому что никто не потрудился сложить их внутрь Она сразу же заметила, что в доме Джозефины не было вещей— того, что не поддается никакой классификации и что валяется месяцами на кофейном столике или на книжных полках.

— Ну что ж, — объявила Джозефина, — самое время перекусить.

Тесс улыбнулась и поняла, что это было: тонкий намек на то, что они опоздали на четверть часа.

Столовая была просто сказочной. Желтая и голубая, как на полотнах Моне. На сервировочном столике лежала холодная лососина, украшенная тонкими ломтиками огурцов, в окружении множества изысканных салатов.

Джозефина повернулась к Тесс:

— Надеюсь, вы не против, — только холодные закуски? Я не люблю, когда прислуга остается в доме на выходные.

Тесс предостерегающе посмотрела на Люка, чтобы он не вздумал спрашивать, нет ли чего-нибудь, осыпанного хлебными крошками. Но, как ни странно, он преспокойно ел маленький кусочек лососины, закусывая гигантским куском голландского сыра. На десерт он проглотил тарталетку с яблоком и грушей и кусок пирога с земляникой.

Во время ланча, к великому изумлению Тесс, даже Элли, обычно стесняющаяся незнакомых людей, оживленно болтала с Джозефиной.

— Итак, — предложила Джозефина после того, как все было съедено до последнего кусочка, — пошли смотреть студию?

— Какая чудесная комната, — сказала Элли, едва переступила порог студии. — Должно быть, здорово работать здесь. Ты знаешь, мама, Джозефина хотела в молодости стать художником. Она училась живописи у того же учителя, у которого учился папа.

Тесс, которая уже слышала о многогранной натуре Джозефины, вежливо улыбнулась. Та повернулась к ней:

— Итак, Тесс, вы разделяете страсть Стивена к живописи? Какие ваши любимые художники?

В голове Тесс было пусто. Она не смогла вспомнить даже Ван Гога или Сезанна, не говоря уж об афинских репродукциях.

— Господи, не спрашивайте маму, она не сможет отличить Матисса от Пикассо, правда, ма? — Эли любовно подхватила мать под руку. — Хотя, может, ты уже прочла ту книгу, которую купила недавно?

Джозефина улыбнулась:

— Что это за книга? Роберт Хьюджис?

Тесс вспыхнула.

— О, — пробормотала она (убить мало эту Элли!), — я не помню точно название.

— Я помню, — пришла на помощь Элли, — это что-то вроде самоучителя «Как понимать живопись». У тебя плохая память, мам. Должно быть, твой мозг разрушен алкоголем.

— Как чудесно, — улыбнулась Джозефина, — вы явно принимаете все это близко к сердцу.

От Стивена ускользнули покровительственные нотки, но не от Элли. Она бросила удивленный взгляд на Джозефину.

— Тесси, — Стивен обнял ее, он был искренне тронут, — я и не знал, какая ты милая.

— Замечательно! — резко сказала Джозефина. — Мы все пришли к согласию, не так ли? Отныне Стивен может пользоваться студией.

Джозефина стояла на ступеньках и махала рукой, пока они все забирались в машину.

Несмотря на их старую машину и вполне банальное зрелище, какое они являли собой — отец, мать и двое детей, — Джозефина почувствовала что-то вроде зависти. Она всегда боялась обыденности. Дети представлялись ей обузой, пожирающей энергию. По правде говоря, они всегда немного раздражали ее. С теми, которых она знала, нельзя было поговорить об искусстве и культуре, как с Элли. Вот с кем действительно было приятно. Взяв себя в руки, она махнула им последний раз на прощанье и пошла к дому.

— Итак, что ты думаешь о ней? — спросил Стивен. Никто не спросил, кого он имеет в виду.

— Она показалась мне очень… — Тесс замолчала, подыскивая точное слово.

— Важной? — предположила Элли.

— Самоуверенной, — поддержала Тесс, — и немного одинокой.

— Одинокой? — удивился Стивен. — Ты действительно так думаешь?

— Может быть, даже больше, чем она сама это чувствует. — Тесс выглянула из окна, раздумывая над той неизбежной истиной, что одинокая женщина — опасная женщина.

— Мам, — запищал вдруг Люк с заднего сиденья, — у меня горло болит.

— О Люк, с тобой постоянно что-то случается вечером в воскресенье, — вмешалась Элли без всякого сочувствия, — но тебе все равно в конце концов приходится идти в школу, так что незачем беспокоиться.

Тесс обернулась и погладила сына по голове.

— Он действительно выглядит не слишком хорошо, — сказала она, протягивая ему свой пиджак, подложить под голову, — ничего, все обойдется.

Но когда они вернулись домой, гланды у Люка были явно увеличены.