От Копакабаны до Амазонки - [8]

К очарованию этих поездок Леблон добавляет свой какой-то семейный ритм, свой дух квартала. Сегодня утром в снак-баре, блистающем опрятностью, я выпил стакан молока и взял пачку сигарет. Не успел я отойти и 20 шагов, как меня догоняет гарсон и извиняющимся тоном говорит:

— Вы передали 100 крузейро, вот они.

В 30 метрах — огромный продуктовый магазин в стиле модерн. Там очереди: не хватает сахара. Уже в течение двух недель кило рафинаду представляется ценным подарком. А месяц назад вдруг исчезла фасоль — основа основ питания бразильца. Мало здесь и воды. Даже очень мало. За одну минувшую неделю в Леблоне от дегидратации (обезвоживание организма) умерло 42 малыша.

Где же, как не в Леблоне, смогу я прощупать пульс повседневной жизни Рио?

С момента, как сахар вновь появился, я увидел: очереди исчезли, словно испарились. И, лишь внимательно оглядев рекламные афиши, наклеенные на стеклянном фасаде магазина, я понял, почему не стало очередей: «Новая цена на сахар — 110 крузейро». То есть по сравнению со вчерашней цена удвоилась…

Цены в Бразилии растут по вертикали. С 1957 года цены в среднем поднялись в четыре раза. Точно — на 414 процентов. Только за один 1962 год цены подскочили на 60 процентов. В 1956 году килограмм говядины стоил 40 крузейро, а теперь — уже 600 крузейро. Кому по карману подобные цены? Во всяком случае, не трудящимся Рио. В 1962 году, доведенные до отчаяния голодом, они захватили продуктовые магазины и хотели распределить между собой сахар и фасоль. Лавочники вызвали войска. Расправа с голодными была жестокой — на мостовых осталось 40 убитых и 70 раненых…

Лучше ли живут трудящиеся Рио теперь? Если верить газете «Корейо да Манья», свыше двух третей населения штата[14] голодают и сегодня.

Национальная монета — крузейро падает вниз еще более быстро, чем поднимаются вверх цены. В 1959 году, вынимая из своего кармана 147 крузейро, вы могли получить доллар. В январе 1964 года тот же один и единственный доллар стоил уже 1250 крузейро. Сколько он будет стоить в феврале?[15]

И это в условиях, когда Бразилия только за пять лет удвоила свой экспорт! Достижение, не имевшее себе равных в мире, успех, заслуживающий куда более достойной оценки!

Что же происходит в Бразилии?

Я мчусь в лотасане по Рио из конца в конец. Беседую с людьми, расспрашиваю. Жара невыносимая, так что я буквально купаюсь в собственном поту. Однако неустанно выклянчиваю цифры и факты, факты и цифры. И поминутно глотаю кислые шарики витаминов, пью фруктовые соки. И результат: витамины и соки никак не утоляют мою жажду, а цифры и факты не вносят никакой ясности в мои представления о стране…

Может быть, люди, к которым я обращаюсь с вопросами, недостаточно знают меня и поэтому побаиваются скомпрометировать себя откровенной беседой? Или, может, я неловок, не в меру прямолинеен? Или слишком спешу? Кто знает! И с целью самоуспокоения я вновь и вновь повторяю пословицу, сказанную Леонидасом: «Пасиэнсиа кэ о Бразил э гранде!» («Терпение, ибо Бразилия велика!»)

Словно электронная машина, я регистрирую пока лишь цифры и факты. А позже, опять как подобная же машина, я буду программировать. Прямая линия ни в чем не признается в этой стране кратчайшим путем. И я бросаюсь в арабески. Правило первое: не выспрашивать, а выслушивать.

Энио Силвейра…[16] Есть ли ему сорок? Конечно, еще нет. Высокий, породистый. Седые волосы и совсем молодые, очень живые руки. И ко всему один из пяти крупнейших бразильских издателей. Курс ого ясный и точный. Остается лишь следовать за ним. Он знает, куда идет. Он говорит:

— Американцы — хозяева нашей индустрии, а следовательно, и рекламы, а с этим — и прессы. Книгоиздательство остается у нас последним бастионом независимости. И это мешает американцам. Однажды — это было в самолете по пути в Сан-Паулу — ко мне подсел атташе по вопросам культуры американского посольства: «Разрешите?» — «Прошу». Затем он сказал мне: «Вы — директор коммерческого заведения, и я уважаю ваши идеи, даже не будучи знаком с их духом. Ибо нет никакого противоречия в том, чтобы делать деньги и иметь свои особенные мнения. Издавайте же книги, рукописи которых будем предоставлять вам мы. Мы не требуем с вас ни авторских прав, ни иных платежей. Более того, мы закупим у вас по полной цене треть тиража. Интересно, не правда ли?» Я отказался. К сожалению, не все наши издатели поступили, как я. Четыре или пять наших издателей уже публикуют массу каких-то даровых книг, в том числе и американских. А вот еще факт. Народная ассоциация по борьбе с неграмотностью в Ресифи — а вам, конечно, известно, что в нашей стране 50 человек из 100 не умеют ни читать, ни писать, а на Северо-Востоке даже 70 из 100,— опубликовала «Букварь», в котором такие иллюстративные слова, как «морковь», «плавание», «редиска», были заменены словами «гражданин», «нация», «независимость». А что произошло в итоге? Американское посольство подготовило свой «Букварь», разумеется, уже с другим лексиконом. Завезли 4 миллиона экземпляров и раздают бесплатно. Естественно, начинание ассоциации было подорвано.

Глубоко вздохнув, Энио Силвейра продолжает: