От Копакабаны до Амазонки - [51]

Для португальцев заселение новой колонии, имевшей лишь разбросанные кое-где мелкие племена индейцев, с самого начала представлялось как самая неотложная задача. Ибо как иначе удержать страну? Что противопоставить французам, англичанам, голландцам, которые плавают вдоль бразильских берегов и вот-вот высадятся? И португальцы пришли к заключению: «Без индейских женщин мы никоим образом не справимся с заселением столь длинного побережья». Именно так писал из новой колонии Диего де Васконселлос королю Португалии. И в самом деле, даже полное обезлюдение крошечного лиссабонского королевства не могло привести к заселению огромной Бразилии.

Так первопришельцы начали сожительствовать с индейскими женщинами. Эти последние, как сообщает в своих записках отец Анкиета, «ходят совершенно голыми и не в силах никому отказывать». Эти женщины, продолжает летописец, «даже пристают к нашим мужчинам, забираясь к ним в гамаки, ибо считают для себя честью спать с белыми». Жильберто Фрейри со своей стороны добавляет: «Португалец с удовольствием смешивается с цветными женщинами, умножая себя в сыновьях-метисах. Можно считать, что несколько тысяч мужчин будет вполне достаточно, чтобы за недолгий срок заселить эту огромную страну».

Кажется, португалец был подготовлен к подобному общению теми контактами и войнами с исламом и Африкой, в течение которых он поочередно был то победителем, то побежденным, то оккупантом, то оккупированным. Достаточно тертый в этих конфликтах, португалец освободился от комплекса расового псевдопревосходства. «На протяжении целой исторической фазы, — говорится в одной из книг, — для белого в Португалии было честью породниться с метисом из правящего класса». Чтобы вначале укрепиться на краешке Бразилии, а затем захватить ее всю, от Порту-Аллегри до Белена (расстояние как между Гибралтаром и Стокгольмом) и от Ресифи до Перу (что равно пути между Парижем и Москвой), — это отсутствие расовых предрассудков стоило, может быть, всех армий мира.

Крайности, падение нравов? Да, без этого не обошлось. Если дома, в Европе, те же португальцы соблюдали чуть ли не рыцарские обычаи, то в колонии… Свидетель рассказывает: «Во время обеда господа заставляли прислуживать себе за столом совершенно голых индейских девушек».

Когда индейцы вымерли или разбежались во внутренние леса, тот же характер отношений стал устанавливаться у португальцев с неграми. «Поскольку белых женщин в колонии было очень мало, — сообщается в хронике, — то это толкало к своеобразному братанию между белыми и черными. При этом, конечно, отношения господства и подчинения сохранялись во всей силе. Сеньоры были деспотами и садистами, рабы — пассивными жертвами. И все же контакты между белыми мужчинами и цветными женщинами по необходимости приводили к созданию смешанных семей…»

В целях заселения? Конечно. Но главное, в целях обогащения. «Наиболее продуктивная часть собственности рабовладельца — это живот черной женщины, приносящий детей, — цинично провозглашалось в манифесте колонизаторов. — Рожая новых рабов, негритянки умножают капитал владельца».

В XVI веке отец Фернандо Кардим наблюдал нравы сеньоров сахара: «Грехи, которые они допускают в своих домах, невозможно сосчитать. Они сожительствуют сразу со многими женщинами. Велика же терпимость господа бога, страдающего от всего этого!..»

Прерогативы рабовладельцев переходили к их наследникам. «Часто случается, что именно старые метры подают пример разврата своим детям», — сообщает хроника эпохи. Отец Лопес Гама отмечает в своих записках, что сыновья сеньоров, «едва достигнув зрелости, безудержно предаются самым грязным страстям. Они в своем роде эталоны для всего здешнего общества…». Епископ Фражер по возвращении из Бразилии в 1700 году добавляет: «Они любят разврат до безумия».

А вот слова Жантиля де ля Барбинэ: «Португальцы, родившиеся в Бразилии, предпочитают самой прекрасной белой женщине негритянку или мулатку. Я нередко спрашивал у них, чему они обязаны столь странной склонностью. Но они сами этого не знают. Я лично думаю, что, вскормленные грудью рабынь, они восприняли склонность к ним буквально с молоком матери».

Все, включая мораль, лопнуло перед необходимостью заселять территорию, иметь рабочие руки, производить сахар… Утратили свой аскетизм католические монахи и священники. Кальделег рассказывает, что он был знаком со старым кюре Антонио Фрейтасом, «который имел очень красивую жену с выразительными черными глазами». Гарднер однажды встретил 80-летнего викария, у которого было шесть сыновей. «Один из его сыновей, — пишет этот автор, — был также священником, председателем провинции и сенатором империи. Он жил со своей кузиной и имел от нее десять сыновей. Не считая тех, которых он произвел на свет с другими женщинами и которые были рассеяны повсюду».

«Если где действительно грешат, так это на экваторе…» — сказал в связи с этим в Ресифи Гаспар Баэлюс, капеллан Мориса де Нассау. А Жильберто Фрейри отметил со своей стороны, что из среды потомков священнослужителей, которые обычно хорошо воспитывались и сытно питались, вышло немало выдающихся деятелей Бразилии.