От Калмыцкой степи до Бухары - [25]

Итак, буду продолжать прерванный рассказ, где главную роль занимают тени минувшего.

Когда арабы, ставши мусульманами, победоносно двинулись покорять ближайшие государства, глава новоперсидского царства Сассанидов Эздеджирд, бежал в Мерв‚ увозя с собою священнейший и древнейший огонь, какой только чтился последователями Зороастра. Там для этого пламени воздвигся особый храм и вокруг него раскинулся цветущий тенистый сад. Туда, по мнению царя, завоеватели не решились бы проникнуть на далекую окраину. Но судьба назначила иное. Бесстрашные сторонники «пророка» устремились к рубежам Ирана и Ту- /133/ рана, где фанатикам хотелось искоренить яркое по обрядности и учености, глубоко ненавистное язычество, а именно: религию Ормузда, прививающийся буддизм - наконец довольно уже утвердившееся несторианство. Судя по тому, как много умозрений здесь сталкивалось, духовная жизнь была необычайно интересна. Целый мир сокровеннейших дум таился в недрах ныне уничтоженного Мерва. Всюду более или менее явно звучали слова совершенно друг другу противоположных проповедей, призывалось заступничество Сына Божия, или предвечного светлого начала, или сравнявшегося с богами величайшего индийского мудреца. Трудно себе даже представить вполне, сколько своеобразных идей вмещал некогда славный город.

Объезжая пространство, на котором видны его останки, так и чувствуешь дивное веяние чего-то давно погибшего, но не отлетающего прочь от дорогой для него местности. Путешественник, останавливающийся в этой скорбной пустыне, точно подпадает под силу неведомых чар. Они его притягивают с неотразимою властью, рисуют прошедшее, не дают вспомнить, что теперь уже XIX в. на исходе, что тут по степи проносятся поезда...

...Вот Эздеджирд стоит на верхней пло- /134/ щадке обширного дворца. Золотые браслеты горят на руках и ногах царя. Усталые черные очи все всматриваются в прозрачную вечернюю даль. Только что пришли вести о наступлении врагов. Он тщетно искал утешение в беседе с угрюмыми христианскими монахами, он напрасно входил в капище с чужеземными идолами. Мысли и настроение первых, среди общего смятения, слишком дышали спокойствием. Невозмутимые буддийские кумиры призрачно высились во мгле курений, с застывшими лицами, в позе блаженного созерцания, отрешенные от земли. Эздеджирду же нужна вера во внезапную сверхъестественную помощь. Кто снизойдет к нему, озаренный могуществом‚ что заставит арабов повернуть? Очевидно, одно лишь заступничество туземных родных божеств...

Смеркается. Силы мрака обступают широко раскинувшийся Мерв. Молитвенное настроение охватывает томящихся жителей. В празднично убранных домах живые чествуют усопших, веря в их незримое приближение и присутствие. Для них расставлены кушанья и вина, рассыпаны цветы. Домашние и храмовые огни благоговейно поддерживаются. Да пламенеют они на страх и гибель неверным! Пусть вспыхнут /135/ ночью в бою - как это уже некогда случилось - странные огоньки на гривах персидских коней! Неприятель с ужасом обратится в бегство. Огоньки же эти станут освещать картину поражения...

Если надеждам не суждено сбыться, - царь по радуге взойдет на небо. Богиня Ардвисура Анахита *[U17] ) замкнет свои подземные водохранилища. Мстительные тени иранцев будут слетать в ее заколдованный дворец. Там, среди зеленого зыбучего моря, искрятся разноцветные столбы под массивною крышей. С них струятся источники. Но, когда пробьет последний час Ирана, они иссякнут. Пришельцы умрут от жажды...

Так и случилось. Каждый раз, что торжествовали здесь туранские элементы (какого бы то ни было вероисповедания), пустыня грозно наклонялась над всем живым. Стоило им хоть сколько-нибудь проникнуться духом глубочайшей туземной старины, - и снова являлись признаки земледельческой культуры. Со времени злополучной кончины Эздеджирда Мерв испы- /136/ тал несколько тяжких погромов и всегда понемногу справлялся, если только не разрывал общение с Персией, где, не смотря на ислам‚ народное миросозерцание сохранило немало чисто иранских религиозных черт. Окончательно город пал лет сто назад из-за слепого фанатизма бухарцев, которые уничтожили его шиитское население. С тех пор тут все пусто и тихо. Богиня Ардвисура Анахита совсем ушла в свои чертоги. Теперь уж это дело русских инженеров вернуть краю его былое благополучие.

Кто только затем ни овладевал Мервом, - недолговременно наслаждался его обладанием, точно чье-то проклятие тяготело над ним. Реби-ибн-уль-Хариз, первый из вошедших в него арабских полководцев‚ вскоре умер. Сын его, Обейдулах-бин-Зиад, мужественно распространивший отсюда обаяние халифской власти до Ташкента, тем не менее был смещен. Преемник Саид-бин-Осман зарезан пленными бухарцами. Наконец знаменитый в истории воинствующего ислама Кутейба-бин-Муслим, здесь именно, проповедями и чтением Корана, фанатизировал свою рать, прямо с кафедры садился на боевого коня, потоками крови обагрял Среднюю Азию, восстал против своего верховного /137/ повелителя и убедился в вероломстве обогащенной походами армии. В рядах открылся и разросся заговор. Жилище полководца подожгли, его самого изрубили на куски.