От июня до июня - [8]

- Браток, а вы откуда такие ладные, может, и на табачок богатые? - слез с мо­тоцикла и направился к автоматчику один из мотоциклистов.

- Может, это из тыла свежие части подошли? - предположил кто-то из бой­цов.

- Наконец-то порядок наведут. Драпать кончим, а?

- Стоять! - грозно крикнул спешно подходивший к мотогруппе офицер - моло­дой лейтенант с жестким выражением лица. - Оставаться на своих местах!

Все удивленно посмотрели на него.

Автоматчик шагнул навстречу лейтенанту, что-то кратко сказал ему, протянул пачку солдатских документов, но тот не стал их брать, а так же негромко ответил автоматчику. Тот побежал в сторону площади. С полминуты лейтенант присталь­но смотрел на мотогруппу.

- Я командир взвода специального батальона войск НКВД, - громко сказал он. - В наши обязанности входит проверка и сбор отступающих разрозненных воинских групп и сведение их в единый отряд. А поэтому слушай мою команду. Слева от меня в одну шеренгу становись!

Мотоциклисты - кто нехотя, с недовольством и угрюмостью на лице, а кто с поспешной исполнительностью - выстроились согласно приказу. Лейтенант огля­дел строй. С удивлением уставился на вытянувшуюся на левом фланге Дину.

- Вы кто такая?

- А я с ними, - разъяснила она ситуацию.

- Да это приблудились к роте две барышни. Сиротины, наверное, - сказал, усмехаясь, старший. - Одна вот попросилась на технике покататься, вторая там, с ротой осталась.

- Шагом марш отсюда! - приказал лейтенант.

- Я не уйду! - тотчас ответила Дина. - Куда мне одной идти? - с обидой в го­лосе добавила она.

- Я приказываю!

- Ну и пожалуйста! - расстроенно, пробурчала Дина и быстро зашагала куда глаза глядят. Обернувшись, пригрозила: - Я буду жаловаться вашему началь­ству! - И поспешила дальше.

Лейтенант на секунду недоуменно поднял брови, но тотчас опять переключил­ся на стоявших перед ним солдат.

- Оружие на землю - клади! - приказал он. Команду никто не выполнил, бой­цы только недоуменно переглянулись. Тогда лейтенант решил разъяснить.

- Сейчас мы вас поведем на обед. У нас хорошая кухня. Покормим борщом и кашей. Но до прибытия вашего командира роты мы не можем полностью вам до­верять. Сами знаете обстановку. Поэтому я приказываю. Оружие - положить.

При упоминании о борще и каше бойцы заулыбались и команду на этот раз выполнили четко.

- Кру-гом! Десять шагов вперед - шагом марш! - Бойцы и эту команду вы­полнили.

- Кругом! - опять скомандовал лейтенант.

Когда бойцы повернулись лицом к мотоциклам, они увидели перед собой ство­лы направленных на них автоматов. Бодрость с их лиц сразу пропала, а лейтенант, наоборот, стал совершенно спокоен и, чиркнув зажигалкой, закурил сигарету.

Дина в это время поднялась на гранитные ступеньки костела. Ее восхищали в та­ких белорусских местечках, где веками проживало белорусско-польско-еврейское население, часто встречающиеся грандиозные христианские соборы - как прави­ло, католические костелы. Стремящаяся ввысь готика заставляла поднимать глаза к небу, думать о том, что сверху, оттуда, человек видится лишь как малая букашка. И, собственно, таковым он на самом деле в этой жизни и является. Поэтому не стоит слишком заноситься, а надо быть смиренным. Ибо там, вверху, вечность, а здесь суета и тщеславие, несправедливость, мучения и гибель. Дина поднялась по ступенькам, вошла в костел, за ней медленно закрылась тяжелая дверь. Не слыша­ла, как, топая по брусчатке, к лейтенанту подбежал тот самый солдат, что остано­вил их мотогруппу. Солдат опять что-то негромко сказал офицеру, тот кивнул, от­бросил недокуренную сигарету и, окаменев лицом еще больше, сказал, обращаясь к солдатам мотогруппы:

- Вы завладели мотоциклами, убив немецких солдат. За это нет вам прощения. Вы недостойны быть даже рабами. Фойер!

И автоматчики дружно ударили огнем в шеренгу из четырнадцати человек.

На звук автоматного грохота Дина рванулась к выходу, но в дверях перед ней возник, расставив крестом руки, молодой мужчина в сутане.

- Не ходите! - выдохнул он белыми, как и его лицо, губами. - То не есть рос­сийский жолнеж. То естэм переодетый герман, фашист! Убьют.

- Как? ! - Моментально сердце наполнилось таким отчаяньем и горем, что Дина вдруг ощутила пустоту, протянула руки, чтоб удержаться, и провалилась в нее.

Она очнулась на полу костела от того, что ей брызгали в лицо водицей. Сразу все вспомнила, все поняла и заплакала - от безмерной жалости к убитым ребя­там, ставшими ей родными как братья, от обиды за то, как подло их немцы взяли, обманули, от ощущения зыбкости бытия, всего окружающего, от своей слабости, одиночества и предчувствия предстоящего безмерного, нескончаемого горя, че­реды мучений, испытаний. И она впервые в жизни почувствовала, пережила со­стояние обреченности. Не плакала все первые пять дней войны. А сейчас, лежа на полу костела, она рыдала, сотрясаясь всем телом, стонала, билась головой об пол. Одно только слово можно было разобрать из её рыданий: «умереть, умереть, уме­реть» - как мольбу, как просьбу, как заклинание шептала она. А на коленях перед ней стоял человек в сутане и шептал: «Господи, прости ее!..»