От и До. Книга 2. Свидетельства бывших атеистов - [57]

Что в его жизни изменилось после хиротонии в его отношениях с Богом, с миром и с людьми. В первую очередь я стал чувствовать ответственность. Покуда ты не обладаешь саном, ты как-то легкомысленно относишься к жизни. Теперь же я внутренне начинаю чувствовать ответственность за тех людей, которых Господь посылает. И, конечно же, это радость совершения Литургии, это радость стояния у престола. Этого ничего в жизни не может заменить. Вот это вот принципиальный момент.

Как строятся его отношения с теми, у кого нет недостатка, помимо того, что у них есть сейчас. Вот здесь я всегда использую принцип Апостола Павла: чтобы с эллинами я был как эллин; с иудеями я был как иудей. А метод разговора всегда выбирается индивидуально.

С протестантами я, в первую очередь, говорю о единстве Церкви. О понимании Церкви, о понимании Священного Писания. И через это я подвожу их к тому, что Церковь должна быть едина, иначе это не Церковь. И взгляд на Писание должен быть только взгляд Церкви, а не мой личный.

Если я говорю с представителями другой религии, то я, как миссионер, должен знать тех людей, к которым я иду. Допустим, с индуистом говорить о категориях вечности очень сложно. Когда мы говорим индуисту о вечности, он представляет свою карму, Цикл перерождений, да. И, говоря ему о вечности, ему мерещится ад, в который мы его приглашаем. То есть, даже в выражениях иногда мы должны быть очень аккуратны, когда мы говорим с людьми другой культуры.

Поэтому, конечно, к каждому человеку нужно искать свой подход. И к каждому человеку этот подход есть. Я еще не видел в своей жизни ни одного человека, у которого нет духовной жажды. Просто люди эту жажду ищут по-разному. Пустота в сердце человека не может быть заполнена ничем. Но вот эти суррогаты, которые человек пытается найти в своей жизни: или ложная религиозность, или какое-то интеллектуальное заполнение, или чувственное заполнение через физические удовольствия, они дают иллюзию полноты, но только на поверхностном уровне.

Когда человек остается один на один с самим собой, и не перед кем уже себя показывать, менять маски, то он понимает, что полноты-то нет. И каждому человеку, в первую очередь как миссионер, я показываю и стремлюсь показать то, что полнота есть. И ты можешь стать частью этой полноты в единой Церкви, в Боге.

Не сам по себе, как в буддизме ищут нирваны, а ты можешь быть со всеми в единстве во Христе.

В первую очередь начинаешь с вопроса, вообще, о благодатности той или иной структуры, которую сектанты называют церковью. Вот взять тот же вопрос Евхаристии. Если вы не имеете Евхаристии как Таинства, как истинного богообщения, то к чему приводит ваш символ? Если я вам предложу символ чашки чая, утолит ли он вашу жажду? Если я вам дам символ воды, напишу ее формулу, даст ли она вам облегчение, когда вы жаждете?

Конечно, нет! То есть, в первую очередь, говоря с людьми о единстве и полноте Церкви, я стараюсь показать людям сторону литургическую. Конкретно протестантам. Потому что это, не имея благодати, очень сложно понять. Как говорят наши святые аскеты, что страсть, она затмевает разум. То есть, Бог меняет человека в Православной Церкви изнутри. И тогда уже сомнений не остается.

Что именно его толкает на то, чтобы быть проповедником, миссионером. Секрет очень прост — это Священное Писание. Это Евангелие. Это прямой призыв Господа нашего Иисуса Христа идти и проповедовать. И действительно, очень часто, особенно в первые годы моего пребывания в Православной Церкви, многие считали это некой протестантской блажью. Что ему что-то надо там проповедовать, что он сам считает нужным.

Но это является естественной потребностью, я бы даже сказал человека, на мой взгляд, проповедовать о своей вере. Свидетельствовать о своей вере. Проповедь может быть далеко не всегда словесной. Мы знаем, да, о проповеди делом, проповеди подвигом, проповеди делами милосердия. Это тоже проповедь.

И мое убеждение, и я думаю, что каждый христианин православный должен быть миссионером, на своем месте. Ведь у каждого из нас есть семья. Хотя не все наши родственники являются людьми верующими. И мои в том числе до сих пор. У нас есть место нашей работы или учебы — это люди, которые нас окружают.

Кто явит им Христа? Кто будет для них свидетелем? Живым свидетелем. Разве это не миссионерское служение? И стесняясь этого, закапывая этот талант в землю, мы просто-напросто будем нести за это ответственность. Когда Господь спросит нас: а у тебя была возможность сказать человеку. И поймите, здесь мы говорим не о том, что понравится человеку или не понравится. А будет он жить вечно или не будет он жить вечно.

Миссионерство — это всегда вопрос о спасении души человека. Цена вопроса очень велика.

У многих есть опасения сказать своим близким и родственникам. А вдруг это им не понравится, охладит наши отношения. Что, если человек подумает, что к нему навязываются. Были ли у него такие недоразумения и как он с ними справляется. У меня практически не было. Потому что моя действительно убежденность в том, что Бог есть, прорывала все мои логические границы, да, которые ставил мой разум. Более того, первое, что я сделал, когда пошел в школу, будучи уже в седьмом классе, на уроке обществознания, я вышел, и сначала говорю: «дайте я помолюсь». Публично помолился перед всем классом, чем вызвал, конечно, странные чувства у других. Я сразу засвидетельствовал о вере.