От этого не умирают - [35]

Он упивался именами.

— А телерепортаж ведет Клод Дарже…

Я помнил этого острого на язык репортера, у которого всегда находилось язвительное словцо, чтобы осмеять побежденного и даже победителя…

Кати увидит, как я буду уничтожен. Сегодня вечером меня заставят умереть… Умереть от себя самого… понимаете? Я погибну от собственного зла.

Я потер глаза.

— Который час, Бодо?

— Без четверти десять.

— В котором часу мой выход?

— В половине… Сейчас выясняют отношения два неплохих петушка, они закончат вовремя… Потом шесть раундов по три минуты между Варшаваком и Дюпоном… Ну, тут все будет вяло, сверхвяло, тоже раньше времени не закончится…

Я прикинул:

— Ладно, у меня еще есть время… Подай мне халат, Монтескью.

— Ты куда? — спросил Бодо.

— Надо кое-кому звякнуть.

— Не задерживайся.

Стефани проводил меня до телефонной кабины и ждал у дверей, пока я листал старый, растрепанный справочник.

Я лихорадочно искал номер, тихонько молясь, чтобы нужный мне человек оказался на месте.

Наконец нашел. Мне понадобилось время, чтобы дрожащим пальцем, с трудом попадая в отверстия диска, набрать номер.

Сначала ответил ворчливый голос телефониста на коммутаторе.

— Я хотел бы поговорить с комиссаром Фове…

— Сейчас узнаю, здесь ли он, а кто его спрашивает?

— Боб Тражо!

Короткое молчание.

— Вы смеетесь, в настоящую минуту Боб Тражо дерется на ринге с Петручи!

— Черт побери, повторяю вам: я — Тражо, моя встреча начинается через сорок пять минут, и мне необходимо до этого поговорить с комиссаром… срочно найдите Фове.

— Хорошо, подождите…

До меня приглушенно доносились звонки, шум голосов… Но вот послышался негромкий голос телефониста уголовной полиции:

— Не вешайте трубку, он как будто еще здесь. Его ищут…

Наступившее затем молчание показалось мне бесконечным.

Признаюсь, в какой-то момент у меня появился соблазн бросить трубку… Наконец я услышал:

— Алло! Фове у телефона.

Сердитый голос комиссара подействовал на меня успокаивающе.

— Это Боб Тражо…

— А! Вы… вы хотите предложить мне очередную свою идею, мосье Тражо?

— Да…

— Слушаю вас…

Почему в это мгновение у меня появилось чувство, будто он уже знает! Господи, каким же я был трусом! Я выдавал себя из страха, ради того, чтобы избежать поединка с более сильным боксером… Я поднимал руки, сдаваясь судьбе. Я выбирал пожизненную каторгу, может быть, смерть, вместо сорока пяти минут поединка…

— Слушаю вас, мосье Тражо…

— Так вот, я полагаю, что… что я убил Жо, господин комиссар…

Он отозвался не сразу.

— Вы полагаете?

— Да, если хотите меня арестовать, я в вашем распоряжении…

— Ваш матч закончился?

— Нет, до его начала еще добрых полчаса… Вам хватит времени…

Мне было стыдно перед самим собой! Эти слова задевали мое самолюбие. «Подлец! — думал я. — Подлец, Боб! Подлый липовый чемпион! Ничтожество! Трус!»

Я повесил трубку.

Стефани, наверное, все слышал, потому что, судя по всему, пребывал в состоянии панического ужаса. Бледный как смерть, с повисшей в углу рта сигаретой, засохшей, словно сломанный стебелек.

Я смерил его взглядом.

— Ты, разумеется, подслушивал, педик несчастный!

Он не произнес ни слова…

В бешенстве я зашагал назад в свою раздевалку… Бодони готовил бинты…

— Давай сюда, руки, Боб…

Я покачал головой.

— Ни к чему, Бодо, теперь их ждут не бинты, а сталь… Сейчас приедет полиция и меня арестуют, это я убил Жо…

Он тяжело опустился на массажный, стол и посмотрел мне в глаза.

— Это что, правда?

— Да, Бодо, видишь, я всего-навсего жалкий человечишка…

Он покрутил головой.

— Странно, — вздохнул он, — но когда полицейские расспрашивали меня о гибели Жо, я почуял, что с тобой тут не все чисто…

Внезапно Бодо охватил гнев.

— Жалкий, ничтожный подлец! Ты боялся его, признайся?!

— Думаю, да…

Появился Стефани, лицом напоминающий покойника. В узеньких глазках разлилась желтизна. Должно быть, услышанная новость вызвала у него жестокий приступ боли в печени.

Бодо наотмашь ударил меня по лицу. Сопротивляться не было ни желания, ни сил.

— И ты ходил сейчас звонить легавым, чтоб признаться?

— Да, Бодо…

— Потому что ты дрейфишь и перед Петручи, а?

— Да, Бодо.

Я чувствовал себя ничтожным, слабым, достойным презрения… Еще никогда я никого не презирал так, как себя.

— Значит, эти господа скоро прискачут… они тебя заберут… Никакого матча… Скандал, в лучшем варианте тюряга пожизненно, но чемпионом Европы это дерьмо останется! Славненько должно выглядеть — чемпион Европы — убийца? Суд присяжных! «Что я могу сказать в свою защиту, господа присяжные? Все очень просто! Я хотел остаться непобежденным! И вот я пристукнул самого лучшего парнишку, который когда-либо выходил на ринг! А потом сам сдался полиции, чтоб мне не набил морду знаменитый Петручи!»

Он словно сошел с ума, в бешенстве выпучил глаза в уголках рта появилась пена!

Стефани, вжавшись в стену, не вымолвил ни слова.

Бодони снова ударил меня по лицу. Вдруг он вскочил…

— Стефани! Дуй к организаторам и скажи, что у нас чрезвычайные обстоятельства и наш матч должен состояться раньше, чем встреча поляка с Дюпоном, понял? Предупреди менеджера Петручи, чтоб в темпе подготовил своего парня…

Стефани согласно кивнул и вышел.

— Руки!

Я протянул Бодо запястья. Он со всей добросовестностью перебинтовал их, не произнося ни слова. Меня тошнило до рвоты. Скорей бы пришел Фове, чтобы покончить с этим… Он, наверное, сразу же выехал с набережной Орфевр. Если только… Да ведь, чтоб взять человека под стражу, нужно постановление об аресте, выданное следователем или кем-то там еще.