От этого не умирают - [2]

Я был вне себя. Пот лил с меня градом, как на тренировке.

— Господи, Бодо, и это от вас я слышу подобную чепуху! Что с вами? По-моему, вы не можете на меня жаловаться?

Он встал и приблизился ко мне. Какие-то его жесты, прикосновения всегда действовали на меня успокаивающе, даже целительно.

Властным движением Бодо заставил меня сесть. Машинально обнял тем самым жестом, который так помогает выстоявшим десять раундов беднягам сразу почувствовать себя лучше:

— Ладно, Боб, он тебе выложил все начистоту, без церемоний. А теперь обсудим спокойно.

— Неплохая идея…

— Ты же умница. Это редкость в нашем ремесле, которым занимаются не самые светлые головы. А потому ты выслушаешь меня и постараешься понять, ведь так, малыш?

Думаю, именно это слово «малыш» наконец по-настоящему успокоило меня. Бодони я ценил не только за то, что он был знатоком своего дела, но и за его привязанность ко мне… Он действительно любил меня, и в груди у него вместо банковского счета имелось кое-что другое.

— Я вас слушаю.

— Разумеется, я махнул, когда сказал сейчас, что твоя песенка спета.

— Рад слышать…

— Помолчи. Просто надо бы выразиться поточнее. Твоя песенка спета не как боксера вообще, а как чемпиона Европы…

Я посмотрел ему прямо в глаза, желая узнать, не разыгрывает ли он меня. Но нет, его лицо оставалось грустным и серьезным, и он старался сделать все, чтоб подсластить мне пилюлю.

— Если верить газетам, мои матчи привлекают публику, а если верить сумме доходов, то немалую…

— Дело не в этом. У тебя уже не тот удар, Боб…

— Да неужели?!

— Послушай меня, малыш. Если я в чем-нибудь разбираюсь, так это в боксе. Я не умею складно говорить, делаю орфографические ошибки, составляя контракты, и не особо разбираюсь в атомной энергии, но свое дело знаю. Помнишь, Боб, когда я увидел тебя в первый раз?

Я помнил… Такой «первый раз» не забывают! Я еще выступал за любителей и боксировал тогда с каким-то безвестным драчуном где-то в провинции. Бодони был менеджером одного из участников главной встречи… Придя раньше времени, он по своему обыкновению заглянул в зал. У него есть какое-то шестое чувство, подсказывающее ему, как будут принимать боксеров зрители сегодня… Ибо бывают вечера, когда публика благосклонна к вам, когда происходит нечто такое… А бывают иные, когда, несмотря на весь ваш пыл, звук ваших ударов отдается, как в пустой церкви. Итак, в тот вечер Бодони пришел разнюхать обстановку и машинально взглянул на ринг. Я выяснял отношения со здоровенным верзилой с крошечным лобиком. Про него сразу можно было сказать, что Клоделя он не читал и вряд ли когда-нибудь прочтет. Боксировать с этим типом было нелегко, поскольку боксировать он не умел. Он полагал, что благородное искусство заключается в том, чтоб сжать покрепче кулаки и, размахивая руками, бегать по рингу. Приблизиться к этому психу было невозможно. В первом раунде я попытался найти «окно», но, когда имеешь дело с ветряной мельницей, все бесполезно…

Во втором раунде я испробовал все финты — опять безуспешно. В третьем и последнем, решив покончить с ним любой ценой, я устремился сквозь его «заградительный огонь» и вот тогда-то получил сильнейший удар в затылок. Единственный нокаут в моей карьере!.. Этот идиот обладал такой силищей, что мне понадобилось целых три минуты, чтобы прийти в себя. Пошатываясь, я добрался до раздевалки. Мой противник пыжился, выпячивая грудь. Он уже возомнил себя новым Жоржем Карпантье. Тогда раньше всех ко мне подошел Бодони.

«Малыш, — сказал он, — вот ты — настоящий боксер. Приходи ко мне, и ты станешь великим чемпионом».

Да, я помнил нашу первую встречу. Даже очень хорошо.

— Ладно, Бодо, говорите…

— У тебя больше нет удара… Два последних матча это подтвердили.

— Тем не менее Мак Лой после моего удара в шестом раунде вырубился, а?

— Он сам напоролся на твою левую, Боб, ты же прекрасно знаешь!

Я не ответил: что тут скажешь, когда это чистая правда…

— Я умею разглядеть еще не раскрывшийся талант, малыш, но я также хорошо вижу едва заметные признаки приближающегося конца. Вот я сейчас расскажу тебе, как все произойдет, и если ты не прислушаешься к моим советам…

Вдруг я почувствовал себя страшно усталым. Усталым и разбитым, как после труднейшего матча. Я слушал Бодони, словно он говорил о ком-то другом, кто мне даже не был знаком.

— Тебе подставят Джовани Петручи или Карла Петера, и тысяча шансов против одного, что кто-то из них двоих тебя уложит!

— Что-что?

— Я видел по телевизору последний бой Петручи. Можешь мне поверить — не сегодня-завтра он будет чемпионом мира…

— Завтра — наверное, Бодо, но не сегодня.

Голдейну наскучили эти разговоры. Он привык назначать по дюжине деловых свиданий в час. Он начал поглядывать на часы и глубоко вздыхать.

— Бодони прав, Тражо… Вот и вы покатились вниз. Это, конечно, неприятно, но вы еще должны считать себя счастливчиком…

— Ах так!

— Да-да. Вы сделали блестящую карьеру. Четыре года подряд чемпион Европы, и лишь одно поражение по очкам от Робинсона — это послужной список истинного чемпиона! Но пора уступать место молодым.

— Вот мы и приехали. Кто же новый избранник?

Он взял новую сигарету и, прикуривая, бросил на меня взгляд поверх пламени зажигалки.