От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США - [54]

Он вернулся к морю в поисках сюжета.

Вообразите художника, распятого изображаемым!

Изможден до того, что не мог даже взмахнуть кистью,

Он вдохновил некоторых художников, свесившихся из своих зданий,

На злобное веселье: «У нас нет молитвы пока,

Как себя на холсте запечатлеть

Или заставить море позировать для портрета!»

Прочие заявили, что это – автопортрет.

В конце концов, все намеки на предмет

Начали выцветать, сделав холст

Совершенно белым. Он отложил кисть.

Тотчас же вой, бывший также молитвой,

Донесся из перенаселенных зданий.

Они сбросили его, этот портрет, с крыши

Самого высокого зданья; а море пожрало холст и кисть,

Словно предмет сам решил стать молитвой.

1956 Ян Пробштейн

Клятва в зале для игры в мяч

Что было в твоей голове, когда ты задумал это

лицо налито кровью

небо как промокашка

Я люблю тебя, будто вода покорна, но

сказанное отдает гнилью, вот – преграда

Ты – не избранный президент, пусть ты и выиграл гонку

Всю дорогу – в тумане и моросли

Когда ты читал, это было искренне: побережья

с одышкой деревушек, о них спотыкается взгляд,

лошади загнаны в пену… призывы…

Меня беспокоит

вот, головка жука-плавунца

и в ней отражается все

а потом ты предал то, чем дышал

Надо написать про клубок, и как –

ты болтал без умолку тогда во дворе, будто

нет проблем, ты разобрался, только

как посмотреть – и шатер – он прекрасен

загадка – ты не хочешь, окруженный реальностью

ты танцуешь

весной там облака

Мулатки в холле, они приближаются,

в уголке «Таймс» – буквы, я могу их прочесть,

тут звонит колокольчик, время

взглянуть на гвоздики, смеяться, вот пара «других»

в придачу – вон в том доме

Доктор и Филип перешли дорогу

свернули за угол, эта шляпа на нем

читая невнимательно и тем подтверждая: есть все основанья бояться

кровь все изменила, ты знаешь, эти стены

сдувают землю заставляя его сжаться

несомненно, гобой, теперь там молодежь

сладости – на том столике

жесткие складки на платье, надо что-то решать

Как будто кричат, чтобы не вмешиваться, подзывают собаку, «он пришел!

пришел!» эмоция тонет в покое, что вокруг

обратно дороги нет, конец предсказуем

тут он начинает выяснять про ее семью, знакомых

Этот тип… как мольба «и чтобы не морщило,

чтобы без этих полосок на тунике, а кресло…

это многое скажет о людях, правда…»

один на миллион, и розовая полоска

и теперь можно идти сквозь деревья, собачья будка

как риф. Мечты

вашей дочери о моем сыне – им не сбыться

тьма в проеме

осмотр пациента окончен

Можно расходиться, тьма снаружи

кровь приливает к лицу, наконец-то вы взяли его

1962 Антон Нестеров

Наша юность

Из кирпичей… Кто ее выстроил? Что твой чокнутый шарик

Когда любовь опирает на нас

Свои ночи… Бархатистая мостовая липнет к ногам.

Мёртвые щенки разворачивают нас на любовь.

Там где мы. Иногда

Кирпичные арки вели в комнату – мыльный пузырь, что лопалась, когда в нее

входишь

А иногда к опавшему листу.

Мы сходили с ума от эмоций, выдавая сколько мы знали.

Арабы взяли нас. Мы познали

Мертвых коней. Мы открывали для себя кофе,

Как его надо пить горячим, на босу ногу

В Канаде. И бессмертную музыку Шопена,

Которую мы открывали уже не один месяц

С тех пор, как нам стало четырнадцать. И кофейную гущу,

И еще чудо рук, и чудо того дня,

Когда ребенок открывает свою первую мёртвую руку.

Ты это знаешь? Разве она

Не заметила и тебя? Разве тебя не заметили ей?

Да чего там, разве не замечены и цветы? И зло

Не тут ли? Какое еще окно? Что-что ты сказал?

А? Чё? Наша юность мертва.

С той минуты, как мы открываем, ее зажмурив глаза

Ступая вперед в горный свет.

Ай!.. Тебе никогда не заполучить того юношу,

Тот юноша с моноклем

Годится тебе в отцы

Он проходит мимо нас. Да не этот, вон тот,

Наверху. Это именно он хотел тебя видеть.

Он мертв. Его покрывают зеленые и желтые платки.

Может он и не сгниет никогда, похоже

Что моя одежда высохла. Я пойду.

Обнаженная девушка переходит дорогу.

Голубые корзины… Взрывы,

Лед… Идиотские

Вазы из порфира. Все в чем нашей юности

Ни малейшего проку, все для чего она была создана.

Отсеивая одного за другим стариков

Мы и правда от своей судьбы не ушли.

Наши лица заполнились дымом. Мы спасаемся бегством

Вниз по облачной лестнице, но проблема не разрешена.

1962 Иван Соколов

Оборудование шато

Здесь всегда был ноябрь. Фермы

Как полицейский участок; ощущался

Определенный контроль. Пташки

Собирались рядком на заборе.

Все это было великим «как будто» – то, как тек день,

Передвижения полиции,

Я же совершал телесные отправления, не хотел

Ни огня, ни воды,

Отзывался вибрацией на далекий щипок,

И становился самим собой, становился тебя поприветствовать.

1967 Лев Оборин

Уличные музыканты

Один недавно умер, и напарник – как будто заживо

души лишился: по улице идет, и «я» его

болтается на нем, словно чужой пиджак; навстречу

наплывом: тупики, объемы, тени

среди деревьев – ничего не изменилось. Уходя

все дальше, дальше, в пригородный воздух, по дороге,

где осень оседает на вещах и мебель

в окне накрыта пыльной шторой:

те, кто здесь жил, не потянули плату и съехали

в небытие. Озарение в конце всегда

чревато катастрофой. За годом год копилась

в них ненависть друг к другу – и забвенье.

Так остается лишь, прижав, лелеять скрипку с ее мелодийкой

простецкой, позабытой, – но голос –