От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США - [29]

проступающим под ширинкой? Не надо

убеждать меня, будто старость может быть легкой

для кого бы то ни было. На Золотом Пруду –

идиллический образ: озеро, пенсионеры

в штате Нью-Хэмпшир, но это неправда, все

это неправда. Прошу, не ссылайте тех,

кто вам дорог, в Дом Престарелых. Они

умрут. Там только болеют. Иначе

зачем бы им там находиться? Я

не знаю, что будет дальше, что может

со мной случиться… Обломки того,

что казалось мной, выглядят все мрачнее,

как вершины гор, которые видел когда-то,

едва различимы в сгущающемся тумане.

Надо как-то встряхнуться, может быть, надо

несколько раз отжаться, выйти из дома,

заглянуть к соседям, которых не видел годами.

1986 Александр Стесин

Автопортрет

Он хочет быть

брутальным стариком,

агрессивным стариком,

таким жестоким и тупым,

как пустота вокруг него,

Не хочет компромиссов он,

не хочет быть к другим

добрей. Нет просто злым

в своем окончательном,

жестоком, полном отрицании всего.

Он пытался быть милым,

нежным, вроде: «ох,

возьмемся за руки, друзья»,

и это было ужасно,

тупо и жестоко непоследовательно.

Теперь он встанет

на свои трясущиеся ноги.

Его руки, кожа

сморщиваются ежедневно. Все же

он любит, но равно и ненавидит тоже.

1991 Ян Пробштейн

На прощание

Теперь-то я понял:

мне всегда выпадало

быть чем-то вроде

фотокамеры

на автоспуске,

трубы водосточной,

по которой вода –

так и хлещет,

чем-то вроде цыпленка

которому шею

свернут к обеду,

чем-то, наподобие

плана в голове мертвеца.

Любое из названных определений

подходит, когда вспоминаешь,

а как оно все началось?

Об этом – Зукофски:

«Родился слишком юным

в мир, что стар, слишком стар…»[90]

Век шел полным ходом,

когда я явился,

теперь он подходит к концу,

и я понимаю:

недолго осталось.

Но как говорила мама:

А по-другому неужто нельзя?

Почему было нужно

убить всё и вся, почему

правота обернулась ошибкой?

Я знаю: тело нетерпеливо.

Я знаю: голос мой слаб, разум так себе.

И все же: я любил, я люблю.

Не хочу сантиментов.

Просто хочу знать – здесь я дома.

1998 Антон Нестеров

En famille [91]

Я, одинок, как облако, блуждал,

Казалось, я из виду потерял

тех, с кем пришел. Отец и мать, сестра

и братья. Плоть от плоти.

И вот не стало рядом никого.

Лишь в зеркале мое лицо.

Единственное на крючке пальто.

Кровать застелена. Куда они ушли?

…

В одиночку тебе

не уйти далеко. Там темно.

Слишком долго идти.

Любая собака знает.

Это он, тот, кто любит нас больше всех.

Или думается, что любит. В потемках души.

Поспокойнее. Осторожней езжай, не спеши.

Так держать. Мы вовсе не сбились с курса.

…

Мы здесь, куда же нам еще идти?

Мы принимаем все, что есть, как есть.

Нам сказано – мы знаем. Все пути

ведут сюда, всем хватит места здесь.

Нельзя отстать, нельзя уйти вперед.

Мы уступаем место в свой черед.

Нам снится небо лестницей в веках.

Мы видим звезды, мысля, где и как.

…

Рассказали ли мы тебе все, что хотел ты знать?

Неужели так скоро пора уже уходить?

Было ли что-то, чего ты не смог забыть?

Разве того, что ты понял, хватит на всех?

Неужели мудрость – только пустое слово,

а старость – не больше, чем выпавшее звено?

Самоценна ли человеческая основа?

Счастье. Вот здесь – оно?

1998 Александр Стесин

Кредо

Creo que si…[92] Верю,

что будет дождь

завтра… Верю,

что сукин сын

собирается на речку…

Я верю, что Все люди

созданы равными – покинь

призрачный приют

ветвей над тобой,

которого кров не укроет –

я – верующий

по привычке, но без того, что

там в пропасти прóпасть

образчиков старше

старых разбитых

черепков, которых уже

не собрать, кусочков

несовместимых

осколков, но все же должен

их собрать опять.

В Бога мы

веруем в привилегию пустоты

не сгинет

не сгинет с этой земли –

В частности, эхо

изнутри рвется

на край все эти годы

рушатся медленно в бездну.

Воля уверовать,

воля к добру,

воля стремиться

найти выход –

Человечность, как

ты, человече. Мы – каламбур

хоть раз пройдем мимо отражения

в зеркале светлого будущего?

Верю, что все, что было,

былой надеждой на то, что то,

что было, сможет

иметь продолжение.

Планка, чтобы пройти,

вполне честно. Прыгай! – сказал пират.

Поверь мне, если все

падкие на твои юные чары…

Здесь как противоположность там,

даже в смятении там, кажется,

есть утешение все же,

есть вера все же.

Не дорожу

дорóгой, не

уйду, ни разу не

разуверюсь.

Я верую в веру…

Все сказанное, о чем ни помыслю,

исходит оттуда,

уходит туда.

Как сейчас все невозможней

выразить это, все же твою руку

держу, все же это

твоя рука.

2006 Ян Пробштейн

2. Нью-Йоркская школа

Ян Пробштейн . Нью-йоркская школа и развитие американской поэзии в XX–XXI веках

Как писал Дэвид Лиман в книге «Последний авангард. Возникновение Нью-Йоркской школы поэзии»[93] и говорил в интервью Джон Эшбери (1927–2017)[94], название «Нью-Йоркская школа» возникло спонтанно и связано было с содружеством поэтов и художников, ярко проявивших себя в конце 1950–1960‐х: Кеннет Кох (1925–2002), Фрэнк О’Хара (1926–1966), едва ли не самый яркий из четверки в те годы, прирожденный лидер, безвременно погибший поэт, музыкант, искусствовед, куратор Музея современного искусства в Нью-Йорке (его сбил грузовик, когда он отдыхал в Нантакете, штат Массачусетс), сам Эшбери, который, по мнению О’Хары и других друзей, был Поэт par excellence, Джеймс Скайлер (1923–1991), который так же, как Эшбери, был удостоен Пулитцеровской премии, замечательный редактор первого и последнего номеров журнала «Locus Solus», который издавала «четверка», Барбара Гест (1920–2006), а затем и примкнувшие к ним поэты следующего поколения, самым ярким из которых был Тед Берриган (1934–1983), Элис Нотли (р. 1945) – одна из ведущих современных американских поэтесс, жена Теда Берригана, который называл себя экспрессионистом и был одновременно связан и с битниками, особенно с Алленом Гинзбергом и Джеком Керуаком, и с Нью-Йоркской школой, в особенности с Фрэнком О’Харой. К этому поколению причисляют также Бернадетту Мэйер (р. 1945).