От Амазонки до Лены. Впечатления ливийца о Советском Союзе - [6]
Примечательно, что борьба Кинтина Ламе против угнетения и эксплуатации индейцев Колумбии, ставшая делом всей его жизни, не помешала ему выявить свое призвание поэта, свой неисчерпаемый дар вести беседу с природой.
Кинтин Ламе так писал о природе: "Сад науки почти не имеет границ, и очень немногим удалось заглянуть в него хотя бы одним глазом. Однако индеец видел его очень близко, потому что его, как и других своих учеников, природа взрастила и растит сегодня, именно в этот миг, в лесу, под несмолкаемый говор бегущих ручьев, именно в этот миг, когда слышно шипение змеи, рычание тигра, рык льва, пение сверчка, стрекотание цикады, воркование пролетающей голубки".
Борьба колумбийских индейских общин, которую возглавил Кинтин Ламе, обрела новые формы и содержание, но в то же время сохранила со всей отчетливостью историческую преемственность.
Один из документов, принятый в 1979 году Индейским региональным советом Кауки (КРИК) (эта организация коренных жителей юга Колумбии, созданная в 1971 году, стала важнейшим орудием реализации выдвигаемых требований), свидетельствует: "Вопреки репрессиям борьба не затихает, она продолжается и преследует в основном те же цели, что ставились нами со времен колонизации, — это право на наши земли, на наши собственные формы организации и нашу культуру; это элементарное право на жизнь и на прогресс вместе с другими народами при сохранении нашей самобытности и наших особенностей; это право на участие вместе со всеми эксплуатируемыми в строительстве справедливого общества, которое гарантирует нам равенство".
Таким образом, колумбийские индейцы не только борются за интересы этнических групп, подвергающихся угнетению на протяжении многих веков ("вернуть земли, защитить историческое наследие, язык и обычаи индейцев"), но и участвуют в классовых битвах, направленных на преобразование общества. По этому поводу один из молодых руководителей упомянутого Индейского регионального совета Кауки отмечает: "…наша деятельность, хотя и определяется положением, в котором находятся индейские общины, в частности их культура, является деятельностью, вливающейся в общую народную борьбу".
Было воскресенье 30 августа 1981 года. Наша беседа с директором якутского совхоза П. П. Федоровой, продолжавшаяся около двух часов, закончилась несколько поспешно, так как с метеостанции поступило сообщение о том, что уровень воды в Лене поднимается и вода начинает заливать угодья и посевы. В таком уголке земли, как Якутия, где на уборку урожая, главным образом картофеля и овощей, приходится в год пятнадцать дней (первая половина сентября), разлив реки представляет собой особую опасность. Повышение уровня воды в Лене потребовало от руководителей района мобилизовать людей и технику, чтобы следить за ходом событий и сократить потери до минимума. Положение осложнялось тем, что день был выходной и многие целыми семьями отправились в тайгу набрать орехов и грибов, побыть на природе, отдохнуть.
А я как завороженный стоял на берегу Лены. Картина, представшая передо мной, была необычной. Я видел, как вода, словно языком, лижет острова и берег великой реки. Взволнованный этим зрелищем, я испытывал желание ступить на ее сильную спину, воды реки превратились бы в твердое ледяное шоссе, по которому можно было бы мчаться в санях, увлекаемых белыми оленями с ветвистыми рогами.
Определенно я испытывал те же ощущения, что и два года назад, когда стоял на берегу реки Амазонки, в самом сердце Южной Америки, в колумбийском порту Летисия, в том месте, где сходятся границы Колумбии, Бразилии и Перу: могучий и умиротворенный поток будто приглашал отправиться в путь верхом на дельфине на поиски сирен и взять приступом теплые моря Атлантического океана.
Между тем Лена тяжело несла свои воды, объятая со всех сторон тайгой с ее соснами и елями, лиственницами и березами, которые своим великолепием словно бросают вызов бесплодной и голой тундре, чьи земли, навечно скованные льдом, служат реке последним пристанищем на ее пути к океану. В этих краях водятся лисицы, волки, зайцы, дикие кабаны, куропатки, глухари, северные олени и рыси.
А в бассейне Амазонки можно встретить анаконду и ягуара, серую цаплю и чайку, аллигатора и бешенку, обезьяну и белку, оленя и попугая. В зарослях сельвы высятся гигантские деревья и произрастают тысячи видов растений, тянущиеся все выше и выше в стремлении поймать хотя бы один лучик солнца. Это сейба и кедр, пальма и орхидея — бескрайний растительный покров, наброшенный на тело Южной Америки.
Глядя на Лену и на тайгу, подступившую к самому Якутску, я думал, что воспоминания об Амазонке и о сельве не могут исчерпываться грандиозным зрелищем, которое представляет собой водный, растительный и животный мир, если и пребывающий в покое, то всегда настороженный и готовый нанести удар. Нельзя было предаваться только воспоминаниям о вечно сияющем солнце, неустанно дарящем жизнь и тепло, но все же бессильном прорваться к высоким горам сквозь густое сплетение кустов, ветвей, корней и листьев, образующих плотный, темный и влажный ковер зелени, который зовется Амазонией.
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?