От Алари до Вьетнама - [19]

В то время Порфирию было лет сорок. На вид это был человек неуклюжий и неповоротливый, но обладал недюжинной силой. Маленькая рыжая бороденка торчала у него клином вверх, а узкие глаза из-под насупленных бровей всегда глядели сердито. Мы, ребятишки, его страшно боялись.

Урядник так поздно появился в нашем доме все из-за того же — военного налога. А кроме того, он хотел припугнуть отца, чтобы он не принимал в доме политических ссыльных.

Сидя на табуретке, большой и важный, как китайский божок, Порфирий не торопясь выговаривал отцу, перечисляя все его прегрешения. Десятский Елосой, наш дальний родственник, стоял рядом.

Наконец Порфирий закурил папиросу и заявил отцу, что тот арестован и должен сейчас же следовать за ними. Отец был простужен, чувствовал себя плохо, но Елосой начал торопить его, понимая, что, если урядник задержится, добром это не кончится.

Отец быстро оделся, накинув на себя первое, что попалось под руку, и вышел во лвор. Урядник и Елосой сели на лошадей, а отцу, у которого лошади не было, пришлось идти за ними пешком в Аларь шесть верст по бездорожью.

Не успели мы прийти в себя, как вернулся отец. Он только переночевал в каталажке, а на рассвете его уже отпустили. Помог тут, конечно, Елосой. Он зазвал урядника в гости. Тот охотно согласился, зная, что жена Елосоя Арина хорошо готовит.

Елосой жил вдвоем с женой. Детей у них не было. В еде они себе не отказывали. Любили принимать гостей и сами ходить в гости. Урядника основательно напоили н добились от него согласия отпустить Нихо домой.

Возвращение с фронта

Покров Бадлаев жил бедно. Сам он часто болел, и хозяйством занимались две его сестры — Донгор и Марина, очень энергичные девушки. Покров жил в улусе Зудэй, недалеко от реки Голуметь, в семи верстах от Алари. Мы, мальчишки, часто бегали купаться на Голуметь мимо его дома. По этой же дороге ездили все наши соседи и родственники. Одни купаться, другие охотиться в протоках Голумети и на озерах Орхол, которые лежали за рекой, у подножия Голуметской горы.

Ходили сюда охотиться и племянники Бадлаева — Валентин и Владимир Вампиловы. С вечера они оставались ночевать у дяди, чтобы выйти на зорю с утра пораньше.

Покров, несмотря на бедность, был человеком гостеприимным.

Изба Бадлаева стояла на пригорке. Выглядела она лучше нашей кособокой: три окна — с фасада, два — с левой стороны, одно — с правой. Небольшой двор был огорожен пряслами. За избой виднелся маленький амбар, дальше — сарай. Напротив избы стояла юрта. Из скотины Бадлаевы имели лошадь, корову с теленком да двух овец. Покосные угодья и пашни были небольшие, так как из всей семьи в живых остался один мужчина, а сестрам земли не полагалось. А между тем и Донгор и Марина были прекрасными работницами; во время уборки и молотьбы они работали по найму и зарабатывали больше, чем иные мужчины.

Сам Бадлаев часто болел: тяжелая работа была ему не под силу. Человек спокойный и уравновешенный, Покров имел много друзей среди русских и бурят. Правда, любил он малость прихвастнуть, что богат и имеет влиятельных родственников. Одни поддакивали ему, зная эту его слабость, другие искренне верили рассказам Покрова.

Вскоре, однако, Бадлаева, не считаясь с его слабым здоровьем и «влиятельными родственниками», мобилизовали на тыловые работы. Уходил он, оставаясь, как всегда, спокойным и невозмутимым, — казалось, ничто не может вывести его из себя.

Вернулся Бадлаев в начале 1917 г. едва живой, на костылях.

Через какое-то время, когда Покров немного пришел в себя, в его доме собралось много народу.

В доме Бадлаева не было никаких перегородок. Вдоль стен стояли скамейки, несколько стульев, посередине — большая печь, а рядом с ней — длинный, грубо сколоченный стол.

Бадлаев лежал на широкой деревянной кровати в белом солдатском белье. Рядом на табуретке — кисет и трубка.

Соседи Покрова устроились прямо на полу, а гости, пришедшие из других сел, расселись на скамейках и стульях. Сестры Бадлаева разнесли всем угощение, и, когда присутствующие выпили за здоровье Покрова, он хотя и не встал, но приподнялся на кровати. Лицо его оживилось, на минуту приобрело прежнее, всем знакомое добродушное выражение. Но улыбка быстро пропала, и Покров начал свой невеселый рассказ.

Две недели спустя после мобилизации он оказался на севере России, в Архангельском порту. Там его зачислили рядовым батальона лесорубов по заготовке древесины для Северо-Восточного фронта. Батальон этот (его скорее можно назвать дивизией) был сформирован из нескольких тысяч мобилизованных бурят и казаков. Покров поинтересовался у бурят, откуда они Родом. Большинство оказалось из Агинской, Хоринской, Селенгинской и других волостей. Русский язык все знали плохо.

В первое время батальон «инородцев» работал на острове Мудьюг в Белом море, в тридцати-сорока верстах от Архангельска. Это был опорный пункт России, закрывающий вход в Архангельский порт, правый фланг Северо-Западного фронта. На острове установили дальнобойные батареи, а со стороны моря, вдоль побережья, противнику преграждали путь минные заграждения. С моря Архангельск охраняли ледоколы «Микула Селянинович» и «Святогор».