От Алари до Вьетнама - [14]

Наконец наступил долгожданный момент. Сердце у меня колотилось, забыв про еду и про все на свете, я пулей понесся к озеру. Отдышался, примостился в камышах и замер. Над озером парили ястребы-тетеревятники, и один из них, пролетев надо мной, начал кружить над камышами. В это время до моего слуха донесся шум и хлопанье крыльев.

Вижу, на маленькую прогалину между камышами переваливаясь вышел гусь. Его распластанное левое крыло волочилось, задевая камыши. Он неожиданно остановился. Я буквально прирос к месту, впервые увидев живого дикого гуся так близко. Потом взял себя в руки, прицелился и выстрелил. Это была моя первая охотничья удача.

Подобрав гуся, я вернулся на старое место. Посмотрел на другой берег озера и сразу же заметил, как какая-то крупная птица подплывает к камышам. Я не спеша скинул ичиги, перешел на другой берег и с подветренной стороны подполз к гусю на верный выстрел, примерно на расстояние десяти-двенадцати сажен. Раздался выстрел, и гусь, перевернувшись вверх лапками, застыл на месте.

Я бросил ружье и кинулся в воду. Подобрав птицу, вылез на берег и, быстро надев ичиги, с двумя гусями помчался домой. Не помню, как добрался до своей избы, так велико было желание поскорее показать добычу. К моей радости, дома я застал всех: отца, мать, малышей, дядю Васю и Бату.

На меня эта охота произвела большое впечатление, а самое главное — Бата стал доверять мне ружье.

Но вскоре ему пришлось в этом раскаяться. Как-то, захватив с собой ружье, я снова побежал на болото, притаился в камышах и стал высматривать дичь. Скоро заметил, что в мою сторону летит стая гусей. Когда они пролетали надо мной, я выстрелил. Один из гусей камнем упал на лужайку. Я бросился искать его. Бродил больше часа, пока не заметил наконец между кочками гусиное перо, которое чуть-чуть шевелилось. Подошел вплотную к еще живой птице и сначала хотел добить ее выстрелом, но передумал: ведь у меня оставался всего один патрон. Тогда я повернул ружье стволом к себе и ударил ее прикладом.

Гусь был мертв, но и казенная часть ружья оказалась разбита. В ужасе я опустился на землю, кое-как выправил ружье и поплелся в улус.

Вечером того же дня, забрав у меня ружье, Бата отправился поохотиться. Но ружье не стреляло, и Бата ни с чем вернулся домой. По дороге он зашел к своему родственнику — кузнецу. Осмотрев ружье, кузнец спросил, не давал ли его кому-нибудь Бата, и добавил, что оно неисправно: боек не доходит до патрона. Бата, конечно, понял, кто всему виновник, и мои охотничьи «подвиги» на этом пока закончились.

Охота, однако, настолько увлекла меня, что я продолжал и в дальнейшем использовать каждую возможность походить по лесу с ружьем. Особенно запомнилась мне охота с дедом Барданаем.

Как-то раз мы выехали с ним в тайгу. Ехали верхом, по пути переночевали в родном улусе моей матери — Елотуе. С рассветом переправились через реку Белую, местами почти совсем обмелевшую: вода доходила до брюха лошади. Весной же, во время дождей, Белая даже выходит из берегов, и для многих охотников переправа через нее окончилась плачевно.

Мы с дедом благополучно перебрались через реку и оказались на самом краю саянской тайги. Стояла страшная жара: июль — самый лучший сезон для охоты на изюбра.

Я оказался в тайге впервые и восторженно глазел по сторонам. К этому времени у меня уже было хорошее ружье — бельгийский дробовой пятизарядный «браунинг». Его уступил нам Валентин Вампилов.

Прибыв на место охоты, мы решили заночевать в добротном шалаше — здесь всегда останавливались охотники. Внутри шалаша было прибрано, пахло свежей травой. В центре находился очаг, по краям расставлены топчаны. Возле них, на стенах, — железные костыли для вешалок. Стульями служили толстые чурки, врытые в землю. Массивный стол покоился на трех столбах. Справа и слева от входа в шалаш были отрыты погребки с крышками. В таком шалаше чувствуешь себя как дома.

Лошадей расседлали, пустили пастись. Дед Барданай принялся хлопотать в шалаше. Он просверлил дырку в стенке шалаша, что выходила в сторону поляны, где паслись лошади. В дырку дед просунул заряженное ружье, объяснив мне, что делает это на случай, если появится медведь.

Ночь прошла спокойно. Утром дел напоил лошадей и привязал к коновязи. После завтрака мы двинулись к месту, где была зарыта соль для приманки изюбра.

Шли долго, минут сорок, по тропе, которая вела между сопок, вдоль горных ручейков, через заросли малинника и боярышника. Перебрались вброд через два-три ручейка, и перед нами открылась небольшая поляна, окруженная с двух сторон оврагами, поросшими густыми зарослями камыша и кустарника. С третьей стороны возвышалась скала, у подножия которой я увидел деревянный сруб, крытый берестой.

Показав на него, дед сказал:

— Вот здесь будешь ночью караулить зверя.

Мы обошли кругом засидку и заглянули внутрь. Здесь было устроено удобное сиденье — кругляш, отпиленный от толстой сосны. На уровне плеч — бойница — небольшое квадратное отверстие. Отсюда отлично был виден бугорок, где зарыта приманка — соль в мешочке.

Возвращались мы той же тропой. Дед по пути оставлял на деревьях зарубки. Их получилось около пятидесяти. Сделал это он для того, чтобы я не сбился с тропы, добираясь до засады.