Освобожденный Эдем - [113]
Матрица — это тотально согласованная реальность. Она прошита тысячами сцеплений, связей, соотношений, знакомых каждому с детства. Между ними, конечно, могут наличествовать определенные противоречия, однако магнитное поле канона осуществляет все необходимые «довороты». То есть, личное здесь через социальное сопряжено с трансцендентным, бытийный хаос минимизирован типовыми поведенческими стратегиями, «карта местности», где они разворачиваются, хорошо известна и потому деятельностная активность человека полностью утилизуется. Более того — она обретает бесспорный духовный смысл. Мы не просто работаем (бьем баклуши), а строим социализм, мы не просто кого-то бомбим (Югославию, например), а защищаем свободу и демократию, мы не просто сколачиваем миллионы (возможно, преступным путем), а осуществляем предназначение, которое выражает себя через профессиональный успех. В матричной реальности, в согласованном бытии жизнь получает метафизическое оправдание, поскольку она соответствует неким высоким принципам.
Заметим, что образование матрицы — процесс чрезвычайно длительный. Он подразумевает создание на основе канона особого метафизического пространства, чем занимается философия вообще и теософия в частности, его структурную символизацию, то есть формирование господствующего в данную историческую эпоху мировоззрения, перевод этого мировоззрения в политическую семантику и лингвистику, прорастание их в социальную сферу законами и моральными императивами. Он подразумевает усвоение канонических норм искусством и литературой, персонификацию их, по выражению. М. Виролайнен, в образе «культурных героев эпохи»>5, художественную демонстрацию эталонных поведенческих репертуаров, интериоризацию их: перевод во внутренний мир человека методами образования и воспитания, непрерывную коррекцию во внешней среде. Достаточно вспомнить, что для инсталляции в нормативное бытие основополагающего принципа христианской этики «не убий», приведшего от первобытного представления «убийство — это всегда доблесть» к цивилизованному «убийство — это всегда преступление» (так что многие страны отказываются сейчас даже от смертной казни), потребовалось почти две тысячи лет. Ничего удивительного, что на таком историческом интервале расхождение между каноном, матрицей и текущей реальностью достигало время от времени критических величин. Требовалась трансформация матрицы, ее полная перезагрузка, чтобы восстановить необходимую «вселенскую» целостность. В частности, христианством это было осуществлено за счет перехода от православия к католицизму и далее — ко множеству протестантских конфессий.
При этом канон подвергался все большей социализации. Если в православии для спасения души, что является «критерием истины» любого религиозного мировоззрения, достаточно только веры, никакой мирской деятельности здесь, в общем, не требуется, то в католицизме деятельностная составляющая уже становится необходимой: католик для спасения обязан совершать «благочестивые поступки» в миру, причем не только в виде раздачи милостыни, но и в виде поддержки благих социальных проектов. А в протестантизме данный механизм является уже почти полностью светским: здесь спасение осуществляется через «мирское творчество», критерием которого становится профессиональный успех.
В этом смысле социализм стал логическим продолжением протестантизма. Для спасения души, понимаемого в «четвертой конфессии» как идеологическое «оправдание жизни», вера (религиозная вера) уже совсем не нужна, достаточно деятельности по построению «нового общества».
Показателем предельной социализации христианства стала Всеобщая Декларация прав человека, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. Фактически, был образован «светский канон» европейской цивилизации: перевод метафизики христианства на язык международных обязательств и соглашений.
С одной стороны это явление позитивное. Христианский канон обрел таким образом светское воплощение. Из мистической неопределенности, воздействующей на реальность лишь силой нравственного излучения, он превратился в юридический механизм, сшивающий собой различные аспекты действительности. Христианский долг, ведущий человека к спасению, заключался теперь в исполнении международных законов.
С другой стороны, формализация христианства, привела к тому, что канон целиком совместился с матрицей. Между ними не осталось неосвоенного пространства: европейская цивилизация утратила трансценденцию. Она утратила вертикальное измерение, обеспечивающее развитие, и тем самым — пассионарность как разность потенциалов «небесного» и «земного». Не случайно, что в Конституции Объединенной Европы при всей тщательности и взвешенности ее нет даже упоминания христианства. Дело тут не в политкорректности, которой требует этническое разнообразие современной Европы, просто христианство стало меньше реальности и уже не способно ее далее формировать. Напротив, реальность вышла за пределы христианских координат и сейчас складывается стихийно — вне какого-либо конвергирующего метафизического воздействия.
