Освобожденный Эдем - [114]

Можно было бы, разумеется, продолжая мысль Владимира Соловьева о том, что иудаизм исполнил свое предназначение, создав христианство⁶, предположить, что теперь христианство исполнило свое историческое предназначение, создав ислам, — в дальнейшем именно он будет ответственен за формирование новой реальности. Это и есть та матричная технология, которая необходима миру. Однако ситуация, на наш взгляд, принципиально иная.

Если пользоваться самыми крупными координатами, обозначающими реальность, то трансформацию современности можно представить в виде двух глобальных процессов, которые отчасти сопряжены друг с другом.

Первый процесс — это переход от традиционного общества к обществу индустриальному. Второй — переход развитого индустриализма в когнитивную (постиндустриальную, информационную) фазу развития.

Для традиционного общества, которое в той или иной форме господствовало на земле в течение многих тысячелетий, характерны патриархальная семья, включающая в себя сразу несколько поколений, сельскохозяйственная экономика (на поздней стадии — с элементами индустриализма) и авторитарное, как правило, монархическое государство, очерчивающее своими границами ареал данной культуры. Трансценденция в таком обществе жестко регламентирована, соответственно регламентирована личная и общественная мораль. Социальная онтология тяготеет к устойчивости, а не к изменчивости. Традиция в любой сфере деятельности священна и не подлежит пересмотру. Жизнь в основном воспроизводит самое себя.

Для индустриального общества, в свою очередь, характерна редуцированная семья, состоящая, как правило, из родителей и детей, индустриальное (машинное) производство, захватывающее в том числе и сельскохозяйственный сектор, и национальное государство, выражающее представление данной культуры о себе самой. Поскольку социальное пространство семьи сокращается, то возрастает социальное пространство личности. Это закрепляется в гражданских правах и демократической форме правления. Трансценденция в индустриальном обществе становится светской и переходит в форму универсальных социальных доктрин. Общество ориентировано не на сохранение, а на развитие: инновации приобретают престижный статус.

Переход от традиционного общества к индустриальному уже многократно анализировался⁷. Напомним лишь его основные черты. Сокращение сельскохозяйственного сектора экономики и расширение промышленного, начинающего лидировать, вызывает перемещение громадных людских масс в города и образование пролетариата, который вовсе не является фантомом марксизма. Это в свою очередь, приводит к плавлению идентичностей, поскольку «человек деревенский» оказывается в непривычной для него городской индустриальной среде, к повышению социальной температуры и «восстанию масс» — тотальной пассионарности общества, которая может быть структурирована как позитивным, так и патологическим образом.

В настоящее время подобную трансформацию претерпевают цивилизации Востока и Юга: у Китая и азиатских «драконов» это выражено торговой экспансией, у Исламского мира — экспансией религиозной. В этом, кстати, заключается и ответ на вопрос, который мы поставили несколько раньше. Почему ислам, формально являясь метафизическим продолжением христианства, не может обеспечить переход глобальной, общечеловеческой цивилизации к когнитиву? Все очень просто. Именно потому, что он загружен сейчас другой социальностью. Ислам в настоящее время обеспечивает переход от традиционного общества к индустриальному.

В свою очередь, когнитивная фаза развития только еще возникает, и география новой реальности страдает неопределенностью. Вместе с тем, базисные ее параметры уже просматриваются. Продолжается начатая при индустриализме редукция института семьи: основной единицей когнитивного общества становится отдельная личность. Это связано с переходом значительной части работающих к офисному труду, устраняющему последние «технические» ограничения для женщин и молодежи. Одновременно начинается демонтаж государства: часть его суверенитета уходит «наверх» — в региональные и транснациональные организации, управляющие экономическими потоками, а часть — «вниз», в корпоративные и сетевые домены, изымающие у государства многие социальные функции. Либерализм делает государственные границы прозрачными, образуется «глобальное открытое общество»⁸, опирающееся на такую же глобальную «потоковую» экономику, некий Pax Oeconomicana⁹, где реальная власть начинает переходить к анонимным транснациональным элитам. Сопутствующее этому этническое перемешивание, возникновение множественных инородных анклавов как в Европе, так и в Соединенных Штатах, редуцирует европейскую трансценденцию, европейский объединительный монолог до доктрины мультикультурализма. Реальность, по крайней мере в западной цивилизации, становится мозаичной, она утрачивает вертикальную экзистенцию.

Все это свидетельствует о деконструкции индустриальной матрицы: процесс, который уже зафиксирован философией постмодерна¹⁰. Причем, несмотря на очевидное плавление идентичности, отмечаемое исследователями