Освобождение животных - [8]
собственных целях, поэтому и недопустимо использование животных подобным
образом.
Многие философы и писатели предлагали принцип равного рассмотрения интересов в
форме основного морального принципа, но немногие из них признали, что этот
принцип применяется к членам другой разновидности так же, как и к людям. Иеремия
Бентам был одним из немногих, кто понимал это. В предусмотрительном пассаже,
написанном во время, когда черные рабы были освобождены французами, но
британские колонизаторы все еще обращались с ними так, как мы сегодня обращаемся
с животными, Бентам написал:
«Придет день, когда остальная часть животного мира приобретет те права, которые
когда-то были отняты у них рукой тирана. Французы уже обнаружили, что чернота
кожи не является причиной, по которой человек должен быть поставлен вне общества.
И когда-нибудь настанет день, когда шерсть, хвост, или большее количество ног уже не
будут причиной дискриминации. Что еще препятствует признать их права? Является ли
это достаточной причиной дискриминации? Но взрослое животное порой более
рационально, чем новорожденный ребенок. Но если предположить, что это было бы
иначе, что это меняет? Вы спрашиваете, могут ли они рассуждать? И при этом, разве
они не могут говорить? И не могут страдать?»
В этом пассаже Бентам указывает на способность страдать как жизненную
характеристику, которая дает существам право считаться равными. Способность
страдать, или переживать счастье или горе — не совсем точная характеристика для
языка или для математики. Бентам не говорит, что те, кто придерживается такого
понимания существ, должны считаться находящимся в заблуждении. Поэтому мы
должны учитывать интересы всех существ, способных к страданию или удовольствию.
Способность к страданию и удовольствию — предпосылка для наличия интересов
вообще, условие, которое должно учитываться прежде. Было бы ерундой говорить, что
не в интересах камня, когда школьник бросает его на дорогу. Камень не имеет
интересов, потому что он не может страдать. Ничто, что мы можем делать с ним, не
может нарушить его благосостояния. Мышь, с другой стороны, заинтересована в том,
чтобы ее не кидали на дорогу, потому что она будет страдать из-за этого.
Если существо страдает, то не может быть никакого морального оправдания отказу
считаться с этими страданиями. Независимо от природы существа, принцип равенства
требует, чтобы его страдание считалось равным страданию другого, способного
страдать существа. Если существо неспособно к страданию, или переживанию
удовольствия или счастья, нет ничего, чтобы надо было принять во внимание. Так,
предел чувствительности (термин для определения способности переживать боль или
удовольствие) — единственный критерий беспокойства об интересах других. Отмечать
этот критерий наравне с интеллектом или рациональностью необходимо произвольным
способом. Почему бы не выбрать другую характеристику, как например, цвет кожи?
Расист нарушает принцип равенства, придавая большее значение интересам членов его
собственной расы, когда имеется столкновение между их интересами и интересами
другой расы. Женофоб нарушает принцип равенства, поддерживая интересы своего
собственного пола. Подобно спесиецист позволяет интересам своей собственной
разновидности действовать вопреки больших интересов членов другой разновидности.
Большинство людей — спесиецисты. Следующие главы покажут, что подавляющее
большинство людей принимают активное участие, соглашаются и позволяют
реализации методов, которые требуют ущемления самых важных интересов членов
другой разновидности, чтобы поддержать самые тривиальные интересы своей
собственной разновидности.
Имеются, однако, методы противостояния этому, которые будут описаны в следующих
двух главах, к которым мы обратимся немного позже. Обычно пренебрежение
интересами животных оправдывается тем, что они не имеют никаких интересов.
Животные не имеют никаких интересов согласно этому представлению, потому что они
не способны к страданию. Это проистекает из понимания, что они не способны к
страданию так, как люди; например, что теленок не способен страдать оттого, что он
знает, что его убьют на протяжении шести месяцев. Это понимание, без сомнения,
истинно, но оно не очищает людей от заразы спесиецизма, так как не признает того, что
животные могут страдать другими способами — например от электрошока, или от
пребывания в маленьком тесном стойле.
Представление, что животные — автоматы, было предложено в семнадцатом веке
французским философом Рене Декартом, но большинству людей, тогда и теперь
очевидно, что если мы вонзим нож в живот неанестезированной собаки, она
почувствует боль. Поэтому законы в наиболее цивилизованных странах запрещают
жестокость к животным.
Животные иначе чем люди чувствуют боль? Откуда мы знает это? Хорошо, откуда мы
Короткие эссе, написанные и опубликованные автором в разные годы, собраны им под одной обложкой не случайно. Каким бы вопросом ни задавался Сингер — от гипотезы существования мирового правительства до благотворительности, от суррогатного материнства до эвтаназии, от вегетарианства до прав роботов, — стержнем его размышлений остается этика. Мир, в котором мы живем, стремительно меняется. В результате глобализации, бурного развития науки и появления новых технологий, в том числе социальных, современный человек часто оказывается перед трудным моральным выбором.
Эта небольшая книга представляет собой успешную попытку удобоваримо изложить философскую систему Гегеля: автор идет от простого и конкретного к более сложному и абстрактному, рассматривая лишь важные для понимания философа идеи. Питер Сингер — профессор биоэтики Принстонского университета. Мировую известность ему принесла книга «Освобождение животных», которую иногда называют «Библией современного экологического движения». К другим работам Сингера относятся книги «Практическая этика», «Маркс: краткое введение» и ряд других трудов по этике и философии.
Новая книга политического философа Артемия Магуна, доцента Факультета Свободных Искусств и Наук СПБГУ, доцента Европейского университета в С. — Петербурге, — одновременно учебник по политической философии Нового времени и трактат о сущности политического. В книге рассказывается о наиболее влиятельных системах политической мысли; фактически читатель вводится в богатейшую традицию дискуссий об объединении и разъединении людей, которая до сих пор, в силу понятных причин, остается мало освоенной в российской культуре и политике.
Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена одному из влиятельнейших философских течений в XX в. — феноменологии. Автор не стремится изложить историю возникновения феноменологии и проследить ее дальнейшее развитие, но предпринимает попытку раскрыть суть феноменологического мышления. Как приложение впервые на русском языке публикуется лекционный курс основателя феноменологии Э. Гуссерля, читанный им в 1910 г. в Геттингене, а также рукописные материалы, связанные с подготовкой и переработкой данного цикла лекций. Для философов и всех интересующихся современным развитием философской мысли.
Занятно и поучительно прослеживать причудливые пути формирования идей, особенно если последние тебе самому небезразличны. Обнаруживая, что “авантажные” идеи складываются из подхваченных фраз, из предвзятой критики и ответной запальчивости — чуть ли не из сцепления недоразумений, — приближаешься к правильному восприятию вещей. Подобный “генеалогический” опыт полезен еще и тем, что позволяет сообразовать собственную трактовку интересующего предмета с его пониманием, развитым первопроходцами и бытующим в кругу признанных специалистов.
Данная работа представляет собой предисловие к курсу Санадиса, новой научной теории, связанной с пророчествами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.