Освобождение животных - [44]
предварительно отлавливают, а затем выпускают в огороженный загон для удобства
съемок). Однако тематика о фермах интенсивного выращивания животных лишь
изредка может промелькнуть на экране, как специальная тема по сельскому хозяйству
или производству пищевой продукции. Кому-то выгодно, чтобы телезритель больше
знал о жизни гепардов и акул, чем о цыплятах или телятах, которых выращивают для
бойни. В результате подобной «информации» о сельскохозяйственных животных,
разумеется, растет прибыль телевизионных компаний в виде оплаченной рекламы,
изображающей смехотворные карикатуры на свиней, желающих поскорее превратиться
в колбасы или тунцов, стремящихся, чтобы их законсервировали. Т.е. общественности
преподносится откровенная ложь, например об условиях разведения цыплят-бройлеров.
Не лучше обстоит дело и с газетами. В их тематике, посвященной животному миру,
преобладает информация, «интересующая читателя», например, что горилла в зоопарке
родила детеныша или сведения о видах, находящихся под угрозой исчезновения. А вот
сведения о совершенствовании животноводческого оборудования, которое лишает
миллионы животных даже свободы передвижения — в периодике не появляются.
Если общественности неизвестно о том, что делается на животноводческих фермах, то
не больше знает она и о том, что происходит за высокими оградами институтов и
лабораторий. Хотя результаты исследований обычно публикуются в научных
журналах, сведения о проводимых опытах, как правило, фильтруются перед подачей на
публику и, в особенности, если исследования имеют необычный характер. Поэтому
общественность вообще никогда не узнает о большинстве опытов, проводимых на
животных, а об остальных информация подается как о тривиальных заурядных
событиях. Так как мы видели из главы 2, никто не знает точно, сколько экспериментов
было выполнено на животных в Соединенных Штатах и не удивительно, что
общественность считает незначительной тему о проведении таких экспериментов.
Благоприятные условия для проведения таких экспериментов создаются еще и тем, что
общественность вообще мало знает о животных, откуда они приходят или куда они
деваются после их смерти. (Стандартный учебник по использованию животных в
экспериментах советует ученым-естествоиспытателям скорее помещать тела погибших
животных в кремационную печь, не оставляя их для обозрения, т.к. это «обычно не
способствует повышению престижа исследовательского центра или школы в глазах
общественного мнения»)*.
* У меня в этой связи были любопытные происшествия, когда я занимался
иллюстрированием этой книги и посетил библиотеку фотографий Агентства
Ассошайтед Пресс в Нью-Йорке. Там я без конца находил изображения детей,
держащих на руках розовых поросят, снабженных крупными надписями, животных из
зоопарков с их детенышами, но нигде не было фотографии современной фермы по
выращиванию телят или свиней.
Итак, неведение, а с ним и необразованность — вот первая линия обороны
спесиецизма. Конечно, может показаться, что легче всего было бы проломить брешь в
конце концов и показать истинную правду. Но невежество нашего общества так долго
торжествовало, что теперь люди уже и не хотят искать эту истинную правду. «Не
говорите мне об этом, вы испортите мне обед» — вот обычный ответ на попытку
рассказать кому-либо, как этот обед был приготовлен. Даже люди, осведомленные о
том, что традиционная семейная ферма должна руководствоваться интересами
большого бизнеса, и что ряд сомнительных экспериментов все-таки происходят в
лабораториях, цепляются за смутную уверенность, что условия проведения таких
опытов не могут быть слишком плохими или успокаиваются на том, что заниматься
такими вопросами должны компетентные органы правительства или общества по
содействию благополучию животных. Д-р Бернард Гржимек — директор зоопарка во
Франкфурте и один из наиболее откровенных западно-германских противников так
называемых ферм интенсивного животноводства, считал, что неведение относительно
таких ферм сегодня есть следствием необразованности и склонности прежних
поколений немцев к другим формам зверства, также скрываемых от чужих глаз. И без
сомнения в обоих случаях это не объяснялось невозможностью найти выход, а скорее
нежеланием его искать и не знать фактов, которые могли тревожить совесть людей.
Мысль о том, что мы можем полагаться на общества содействия благосостоянию
животных в смысле недопущения жестокости к ним, сама по себе обнадеживающая.
Большинство государств сейчас имеют по крайней мере одно влиятельное общество
защиты животных. В Соединенных Штатах, например, имеется Общество
предотвращения жестокости к животным, Американская Гуманистическая ассоциация
и еще Гуманистическое общество Соединенных Штатов. В Британии — это
Королевское общество по предотвращению жестокого обращения с животными,
Короткие эссе, написанные и опубликованные автором в разные годы, собраны им под одной обложкой не случайно. Каким бы вопросом ни задавался Сингер — от гипотезы существования мирового правительства до благотворительности, от суррогатного материнства до эвтаназии, от вегетарианства до прав роботов, — стержнем его размышлений остается этика. Мир, в котором мы живем, стремительно меняется. В результате глобализации, бурного развития науки и появления новых технологий, в том числе социальных, современный человек часто оказывается перед трудным моральным выбором.
Эта небольшая книга представляет собой успешную попытку удобоваримо изложить философскую систему Гегеля: автор идет от простого и конкретного к более сложному и абстрактному, рассматривая лишь важные для понимания философа идеи. Питер Сингер — профессор биоэтики Принстонского университета. Мировую известность ему принесла книга «Освобождение животных», которую иногда называют «Библией современного экологического движения». К другим работам Сингера относятся книги «Практическая этика», «Маркс: краткое введение» и ряд других трудов по этике и философии.
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.
Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.