Освобождение Руси от ордынского ига - [27]

А.В. Черепнин посвятил событиям 1480 г. несколько страниц своей обширной монографии об образовании Русского централизованного государства.[219] Как и М.Н. Тихомиров, он сосредоточивает свое внимание «на роли народных масс», понимая эту роль как волнения московских горожан (по-видимому, назревало антифеодальное восстание), безоговорочно следуя рассказу Софийско-Львовской летописи. «Отступление Ахмед-хана» вызвано комплексом причин: 1) прекращением феодальной войны на Руси; 2) активным выступлением «московского посада, потребовавшего наступления на татар»; 3) отсутствием обещанной помощи со стороны Казимира; 4) как всегда на Руси, конечно, «наступившими морозами». Таким образом, Л.В. Черепнин оказался весьма близким к С.М. Соловьеву, но в отличие от него он вслед за К.В. Базилевичем не отрицает и возможности набега князя Звенигородского.

В связи с пятисотлетием падения ордынского ига были изданы работы В.В. Каргалова и В.Д. Назарова и источниковедческие статьи Я.С. Лурье, Б.М. Клосса и В.Д. Назарова.

Книга В.В. Каргалова[220] вызвала критические замечания Я.С. Лурье, а также Б.М. Клосса и В.Д. Назарова главным образом за недостаточно полное и основательное использование источников.[221] Действительно, работа В.В. Каргалова небезупречна в этом отношении. В вину ему можно поставить и некоторые произвольные допущения. Он говорит, например, о вооружении конницы «ручницами» — легким огнестрельным оружием, говорит и о пищальниках, которые «широко использовались для "бережения" бродов».[222] Ничего этого в известных источниках XV в. нет. Русская конница и через сотню лет после Угры была вооружена почти исключительно холодным оружием, о чем свидетельствуют десятни конца XVI в., а пищальники впервые упоминаются только в начале XVI в. в составе гарнизонов городов. Но следует иметь в виду научно-популярный жанр работы автора, стремившегося дать широкому читателю общий очерк событий и не претендовавшего ни на глубину и оригинальность летописеведческого анализа, ни на тонкую деталировку фактов. Поставив перед собой задачу «осмыслить личность Ивана III через призму исторических результатов его деятельности» — задачу вполне корректную по существу, — В.В. Каргалов ее успешно решил в рамках и на уровне научно-популярного издания. Е.два ли не впервые в литературе ему удалось проследить основные черты военного искусства Ивана III и подчеркнуть принципиальное различие военной организации нового Русского государства и княжеств времен феодальной раздробленности. Он сумел также в общих чертах «правильно расставить акценты при описании событий 1480 г.», т. е. решить ту задачу, которую он считал для себя основной.[223]

В противоположность В.В. Каргалову В.Д. Назаров сосредоточил главное внимание именно на источниках.[224] По его наблюдениям, «три версии "Угорщины" возникли в ближайшее после нее время и исходят из разных, но хорошо информированных кругов».[225] Наиболее ранняя великокняжеская версия отразилась в неизданном Лихачевском летописце.[226] Другую версию содержит ростовский владычный свод (Типографская летопись); в его рассказе отразились «Послание на Угру» архиепископа Вассиана, какие-то записи, связанные с участием Вассиана в переговорах с мятежными князьями весной 1480 г., и «скорее всего ранний великокняжеский рассказ». Третья версия — оригинальный рассказ Софийской II и Львовской летописей. По мнению В.Д. Назарова, а также Б.М. Клосса, этот оригинальный рассказ — отрывок из особого летописца, автором которого был скорее всего один из клириков Успенского собора.[227] Московская летопись по Уваровскому списку и Сокращенные своды 90-х гг. берут за основу раннюю великокняжескую версию, расширяя ее заимствованиями из ростовского свода и подвергая редактированию. Наконец, сравнительно поздний рассказ Вологодско-Пермской летописи, содержащий ряд уникальных фактов и дат, восходит (в оригинальных известиях), с одной стороны, к Успенскому летописцу, а с другой стороны, — к записям, сделанным в Москве, «скорее всего при митрополичьей кафедре».[228] На этой Источниковой базе (с привлечением материалов Литовской метрики) В.Д. Назаров и строит свое исследование. Положительная сторона этого исследования — стремление автора к возможно более широкому охвату событий и к наиболее точной их интерпретации и датировке. В.Д. Назаров делает ряд интересных наблюдений. В то же время для его работы характерно чрезмерное доверие к третьей из установленных им версий — к версии Успенского летописца. Он следует за этой версией даже тогда, когда она противоречит другим источникам, что, разумеется, не может не отразиться на его построениях и выводах.

Приведем только один пример. В.Д. Назаров безоговорочно принимает рассказ Успенского летописца о долговременном (двухнедельном) пребывании Ивана III в Москве в начале октября 1480 г. Подтверждение этому он видит в Лихачевском летописце, где киноварная дата 3 октября соотнесена не с отъездом великого князя из Москвы (как во всех других летописях, включающих эту дату), а с приходом на Угру войск Ивана Молодого. Подтверждение он пытается найти и во Владимирском летописце, который говорит о прибытии Ивана III на Угру 11 октября: «…согласованность в целом трех независимых источников… говорит за достоверность известия Успенского летописца».