Освобождение - [4]

— Ты можешь что-нибудь сделать?

— Я не знаю, что это. И, если это сильнее Мира, то и сильнее меня. Пренеприятнейше. Выходит, нас приперли к стенке и взяли за яйки. Пожалуй, как рекомендовал Манштейн, стоит начать переговоры с нашими друзьями по ту сторону фронта. Но учти, тебя я не отдам никому. Или два последних патрона — наши.

— Как у вас мужиков все с пафосом… — что ж у тебя, родная, голос так дрожит? Пока еще ничего страшного не случилось. Прорвемся… Если, конечно, прорвемся.

Венуся серьезно испугалась. И даже устроила небольшую истерику. И обвинила меня во всех грехах. И всплакнула. Задействовав весь доступный мне арсенал утешительных средств и приостановив распространение упаднических настроений, я сел писать самую высокомерную капитуляцию, которую мог придумать. «Снявши голову, по волосам не плачут. Если уж подписали той водичкой, что сердце гоняет, контракт с сами знаете кем — извольте кушать и не морщиться». Мне потихоньку тоже становится страшно.

Долгие проводы

Как я уже говорил, капитуляцию я написал самую высокомерную. Запросил всего, чего только можно. Согласился сотрудничать, в обмен на гарантии безопасности для себя и Венуси. Сценарий у меня созрел примерно такой: высадиться в вашем мире, сделать то, что просят мои наниматели, а потом как-нибудь устроить им винегрет из Хрустальной, Варфоломеевской и Длинных Ножей ночи, заправленный утром стрелецкой казни и щедро посыпанный последним днем Помпеи, чтобы не могли до меня добраться, а потом (не ясно, правда, как) совершить обратную амбаркацию, сиречь возвращение десанта на корабли, вернуться в мой мир и зажить с Венусей по-прежнему. План, если рассмотреть на трезвую голову, строился на трех в корне неправильных принципах: «Все татарин кроме я», «Дуракам всегда везет» и привычке считать, что если я в своем мире могу гору хоть снести, хоть воздвигнуть легким усилием воли, то и в вашем все патроны, кроме моих, холостые, а фашисты в картонных танках — вроде как бутафорские.

Гарантии, конечно, были те еще, что называется под честное индейское. Но я получил-таки из этих ребят обещание не трогать Венусю. Опять-таки, хоть и письмом, под честное индейское. Мне подробно разъяснили, сколько я должен пройти прямо из ворот, чтобы попасть в апертуру выхода. «Раньше-то я сам их делал, учат еще сволочи» Прислали еще стеклянную на вид палочку, кою нужно преломить, дабы апертура (так ведь, Дверь назвали, что кишки узлом!) раскрылась, и я в нее прошел. Сказали, что когда я ее преломлю неважно, попаду, все равно в нужную точку, но лучше бы в пределах тринадцати наших дней от получения, а то индейцы перестанут быть честными.

С проходом в мир все было ясно. Теперь мои мысли крутились вокруг того, что может ждать меня в нем, кто это такой гениальный и странный, что я ему нужен.

Как я узнал, незадолго до самоубийства получив тетрадь от нашего с вами общего друга Ульрика, (его, кстати, я, практически без колебаний, отнес, как и прочих черноглазых друзей, к врагам. С кровососами не дружу), мир несколько отличается от наших стереотипов. Есть шестнадцать основных кланов вампиров, и они правят миром. Книжки серии «Маскарад», творение бессмертного тов. Стокера, вся прочая печатная лохматура, фильмы — то ли написаны, то ли сняты чуть не при непосредственном участии или одобрении высшего вампирского совета. Подобным способом они с одной стороны готовят людей к открытому сосуществованию, постоянно привнося свои образы в жизнь, а с другой расслабляют нас, дескать все сие выдумки. (Как звучит-то, а? СОСУЩЕ-ствование) и параллельно умело путают и без того слабые следы. Они же спонсируют все исследования в интересующих их областях науки и все остальное, что может принести пользу их вспыльчивому роду. Хорошую, кстати, ренту можно срубить за триста лет существования. Положил в какой-нибудь Бэнк оф, допустим, тысячу фунтов. Лет через двести пришел, забрал тыщ десять. И ничего делать не надо. Прогресс в их руках, и все его плоды в основном необходимы в первую очередь им. Пришелец из другого, без людей, мира не может их не заинтересовать. К тому же пришелец — тоже покойник, живущий после смерти. Это раз.

Я попутно намеревался провернуть одно дельце, связанное с проворачиванием лопат в чужих кишках и голов вокруг оси. Я как-то сразу решил, что найду и сотру в пыль всех, чьими стараниями ей было так плохо. Мне нужно было убить всех, кто поставлял попавший к Венусе кокаин. На остальных наплевать, пусть везут, пусть наркоманы дохнут, на них мне положить с пробором, и на потребителей и на поставщиков. Обидевшие ее должны умереть. И точка. Я уже решил. Со стороны выглядит по самой малой мере нелогично: огромным и безжалостным криминальным империям, похоже, собирается противостоять психованный длинноволосый очкарик. Смешно-с. Но ничего. Очкарик, мало, что такой же безжалостный, он еще умный и нервный, как и полагается быть маньяку. Он сам хуже десяти вампиров. Как это в «Вороне»? «Ты не сможешь меня убить, потому что я уже мертв» и эдак фантомасско-дракулически — «Ха-ха-ха ха-ха!». Под органную музыку. Еще враги, это два.