Освобождение - [3]

Шрифт
Интервал

— Ну, это-то ясно. Я за год, проведенный здесь до нашей смерти, насквозь пропиталась гиацинтовым ароматом фантазий. Куда мне еще было пойти? И потом, один, ты здесь бы сошел с нарезки полностью, — она чмокнула меня в лоб, — а я пока что единственный, как она называется? Единственная контргайка.

— Гиацинтовыми были твои духи, когда мы встретились в метро…

— Нет. Это был запах мечты. Мы оба не знали, чего хотели, но ужасно хотели чего-то.

— Мы хотели взорвать нашу жизнь. И мы ее взорвали.

Я почувствовал, что она открыла глаза. Паритетно открыв свои, в который раз утонул в зеленоватой глубине ее мыслей.

— Почему я каждый раз тону в твоем взгляде?

— Потому что каждый раз забираешься своим взглядом слишком глубоко. Ты каждый раз смотришь мне в глаза так, как будто видишь их в последний раз и хочешь всосать все мои мысли разом. Я не могу выдержать твой взгляд. «Твой взгляд сокрушает разум, Сын неба».

— Ва аиу ашхе этцара гео, ахи. Твой взгляд просто выключает разум. Давай думать дальше, а то у нас талант уходить от темы в расцвеченные солнечными пятнами джунгли изящных переливов фантазии. Sweet-talking всегда подождет. Вторая полусмерть (или все-таки смерть?) прекратила мой доступ. Я не могу выбраться. А если не могу выбраться, то, подозреваю, что не смогу и открыть вход.

— Если ты не можешь выбраться отсюда, почему тогда письмо очутилось здесь?

— Я же отправил посылочку. К которой, кстати, по-моему, кто-то приложился мягкой лапкой. Может, здесь завелся третий?

— Не думаю, — ответила она, краснея как свежий помидор.

— Тогда получается, что тут система «Ниппель» в прямом смысле слова

— ?

— Туда дует, а обратно — нет. Ниппель. Как в шине. Ну, такая маленькая фиговинка, которую можно открутить и сдуть колесо. Не занималась? Могут, правда, открутить головенку, если застукают… В знак протеста против засилья мирового капитала штук двадцать у «Мерседесов» выкрутил. Но ситуация похожая. Сюда можно всякую дрянь засунуть, а обратно нельзя.

— Дрянь, это, стало быть, мы. Ниппель выкрутили, чтобы ты мог написать и отослать обратно ответ. Это, кстати, дискриминация по половому признаку или что? Пишут-то только тебе.

— Скорее нет, чем да. Нас, возможно, рассматривают как два компонента, катализатор и реагент. Как в противопехотной мине. Наступил — хрясь стеклышко, смешались — и джибзы до потолка, фонтаном. Мир-то я придумал. А попала после прекращения биологических функций сюда первая ты. Я-то, как ты помнишь, оказался тут двумя днями позже. По праву первооткрывателя пишут мне любимому. Только раз тут ниппель, обратно пропускать нельзя, шина сдуется. Не хочу шлындаться туда-сюда, с риском поехать на ободах. Ведь пока цел мир, целы и мы.

Венуся прикусила губу.

— А может их всех по-русски и доходчиво послать в… даль? Можем отказаться. Я не умею играть вселенными. Меня здесь все устраивает.

— Вот это я и сделаю.

Взяли означенный листок, я извлек из своего кабинета «Паркер», которым у вас расписывался Дуайт Эйзенхауэр, и так и поступили. Подписались оба. Потом я еще немного подумал и тиснул поверх фиолетовый штамп «Уплочено», чтоб совсем по-булгаковски. И сели завтракать, стервецы.

На следующее утро на том же месте появился новый листок. И написан он был гораздо яснее предыдущего.

«Коллега, —

— Мы ценим ваше мнение, как и мнение вашей спутницы, но нас пугает то, что вы не совсем четко понимаете ситуацию. Этот вопрос не имеет предлагаемого вами третьего ответа. Возможны только два варианта: вы высаживаетесь в нормальном мире и помогаете нам и, в первую очередь, себе жить дальше или вы отвергаете ваш шанс и растворяетесь в великом ничто.

Факт существования вашего мира как данности, не контролируемой никем, кроме вашей головы из допустимого беспокойства превратился в серьезнейшую раковую опухоль, если вы, конечно, представляете, что это такое. Опухоль удаляют, а ваш мир свернут. Если вам дорого ваше существование, настоятельно рекомендуем вам принять первый вариант. В целях продвижения вас в нужном направлении, мы рассматриваем возможность изъятия вашей спутницы в нормальный мир и, уверяем вас, те вещи, которые могут с ней случится, если события начнут развиваться именно так, практически неограниченно неприятны, тем более что обстоятельства, в которых мы (и вы) оказались, не связывают нас такими архаичными понятиями как жалость или мораль. Если вы изберете тактику отказа от сотрудничества, в случае если ей будет нанесен какой-либо вред, то просим обратить внимание на вариант два. Если же вы готовы пожертвовать ей (а вы не готовы), то опять-таки обратите внимание на вариант два. Не будем скрывать, что ваше исчезновение будет для нас большим ударом, но не катастрофой и мы сможем обойтись и без вашей помощи. Ваше участие — выгодный всем способ сохранить ресурсы для нас и ваше существование — для вас.

Желаем всего наилучшего».

— Вот теперь тебя уже по-настоящему используют, Венуся, — пробормотал я.

— Отлично. Мне, насколько я понимаю, сделают что-нибудь гадкое, чтобы тебя расшевелить. Как в какой-нибудь сказке для детишек возраста начала полового созревания.

— Да-да, маде ин Толкиен. Я очень не люблю, когда играют на моих чувствах. Особенно как в эпических сказках и с помощью таких медиаторов как ты.


Еще от автора Неизвестный Автор
Галчонок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Призраки ночи

В книге собраны предания и поверья о призраках ночи — колдунах и ведьмах, оборотнях и вампирах, один вид которых вызывал неподдельный страх, леденивший даже мужественное сердце.


Закат  вечности

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


mmmavro.org | День 131, Победа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


mmmavro.org | День 132, Поэт

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Песнь о Нибелунгах

…«Песнь о Нибелунгах» принадлежит к числу наиболее известных эпических произведений человечества. Она находится в кругу таких творений, как поэмы Гомера и «Песнь о Роланде», «Слово о полку Игореве» и «Божественная комедия» Данте — если оставаться в пределе европейских литератур…В. Г. Адмони.


Рекомендуем почитать
Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Молитвы об украденных

В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.


Рыбка по имени Ваня

«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.