Освобождение - [2]

Хотя, если честно, вернулся я не совсем чтобы по своей воле. Точнее, совсем не по своей. И даже, если рассмотреть все с точки зрения трезвой науки, совсем не возвращался. И ничего так и не смог сделать. Однако…

Начну с самого начала, как Белый Кролик. И буду писать, пока не дойду до самого конца.

Exodus/Erratum

Все началось весенним утром. Она как всегда проснулась раньше меня и вместо теплого бока я, наполовину проснувшись, нащупал лишь еще теплые простыни. На столе, накрытом для завтрака, нагло развалился пергаментный листок. Лежал, точнее, до того, как Венуся утянула его оттуда и устроилась с ним на полу, по-турецки сидя на белой медвежьей шкуре. Венуся, надув губы, подала его мне.

— Тебе. От твоих друзей, любителей покрутить вселенными.

— Я не кручу вселенными, солнышко. У меня нет друзей кроме тебя. Я и попал-то сюда в целом по дурке.

Угу. Сложенный пополам лист А4, вроде тех, на которых я делаю наброски. Финская бумага без водяных знаков, 80 г/м. Хватит, Ватсон. Вы все равно не Шерлок Холмс.

Письмецо, отбитое бесстрастным таймсом лазерного принтера, было, надо сказать, из тех, что пишут в шпионских фильмах — так и слышишь то шипение, с которым напускают угрожающего туману. Такие подбрасывают под дверь Секретной Службы Ее Величества. «Mission, sir?»

«Здравствуйте, коллега.

Мы ценим то, что, вы обратили свое внимание на события, от которых зависит исход игры миров и Сил. Ваше присутствие в Бытии сильно обеспокоило обе Силы. Но нам кажется, что вы были бы заинтересованы исходом битвы. Наличие у вас собственного мира, неподконтрольного никому, сильно раздражает Силы. Мы надеемся, что вы понимаете, как обе они жаждут вступить с вами в контакт и склонить на свою сторону. Также, мы надеемся, что вам ясно, что в случае вашего возвращения им проще уничтожить вас, чтобы ни одной из сторон не достался опасный союзник. Посему разрешите предложить вам новый, совершенно новый вариант. В наших силах организовать вашу высадку ДО момента вашего окончательного переселения в ваш мир и тем самым предотвратить (при вашем непосредственном участии, разумеется) ваш переход в Небытие.

Желаем всего наилучшего».

— Бред. Кому я тут коллега? Это раз. А два — хрен, напрыгались. Я вам не Люк Скайуокер. И даже не Дарт Вейдер. Еще бы понять, что они так ласково именуют переходом в Небытие…

— По-моему, они намекают на то, что халява с собственным миром должна быть оплачена. Мы же с тобой умерли. Вот тебе и почти половина пути в небытие. Кто-то держит нас в состоянии бытия, ожидая подходящего момента, чтобы использовать. Я терпеть не могу, когда меня кто-нибудь использует, кроме одного зануды, да и то для удовлетворения его мерзких потребностей.

— Твоих, заметь, тоже. Мне нравятся огненно-рыжие с зелеными глазами, представляющие собой смесь Августина, Филипа К. Дика и дона Кастанеды. Но мне не нравится, когда они так правы. Я процентов на семьдесят уверен, биологически мы, скорее всего, мертвы и, возможно, червяки с Ваганьковского и…

— Преображенского.

— И Преображенского кладбищ уже заработали отрыжку, обгладывая два костяка — изящный и не очень.

— Изящный мой?

— Ну, если ты назовешь изящным мой…

— Хорошо, дальше.

— Итак, пошлое слово «душа» приобретает хоть какой-то смысл. Наши, назовем их, души болтаются между чем-то и чем-то, удерживаемые кем-то или чем-то, кому выгодно их использование.

— У тебя талант на очевидности.

— Венусь, гениальное всегда очевидно. Только очи, которые его видят, редки как брильянты в навозных кучах.

— Мне сбегать за лавровым венком, Цезарь?

— Нет, Клеопатра, лучше прикажи принести смоквы. Ситуация куда более похожа на ту, со смоквами. Распутываем логический клубок с самого начала. Меня беспокоят те двое, которых я видел перед прибытием…

— Ты знаешь, когда я чиркнула по венам, отключаясь, я тоже видела каких-то двоих, переливающихся как радуга. Это называется предсмертный бред. Ты говоришь, что они вышли из стены. У нас в подъезде жил на первом алкаш — он регулярно пытался в стену пройти. По-моему, у тебя немножечко крыша с места тронулась, когда ты меня увидел… — у этой романтичной особы периодически бывают та-акие приступы реализма, что становится страшно.

— Молчи, — я крепко обнял ее.

Этот мраморный профиль в темноте, по-моему, до конца моих дней будет преследовать меня. Как хорошо вот так стоять, вдыхая запах ее волос, ощущая биение ее жизни сквозь ее кожу, чувствовать ее дыхание. Может быть, ее тепло когда-нибудь растопит некоторые ледяные страницы, запрятанные в мою подкорку…

— Иди сюда, — я потянул ее на диван — Когда ты близко, мне лучше думается.

— Завтрак остынет…

— Париж стоит обедни. Наше сосуществование тоже стоит. Хотя бы завтрака.

Мы легли рядом, прижавшись друг к другу и, закрыв глаза, прислонились друг к другу лбами. В такой ситуации совершенно не нужно громко говорить — достаточно шепота.

— Первый раз я получил доступ в Мир, когда меня чуть не убили. Критическое состояние какой-то из моих подсистем что-то делает с реальностью. Если в тот раз это была труба, то в этот раз — пистолет. Что-то, что разделяет продолжение и прекращение жизненных функций, служит переключателем входа в мир. Первая полусмерть включила, вторая — выключила проход и выкинула меня сюда. Ты почему-то тоже оказалась здесь.