Освобождение - [6]
Сто пятьдесят патронов для ТТ, пятьдесят — для ПСМ. На первое время должно хватить.
Деньги в вашем мире — тоже оружие. У меня с собой было 300000 сто и пятисотдолларовыми купюрами. Киллеров найму — цельную роту.
Наконец, венец подпольного производства — паспорт РФ, по которому я на пять лет старше и родился в г. Гагарине, Смоленской области.
Далее, фонарик, морской, натовская модель с вкрученной в него невероятно мощной галогеновой лампочкой (грелась, сволочь, так, что у нее даже колба была из кварцевого стекла) с возможностью отдельно ультрафиолетовой и инфракрасной подсветки, двадцать пять метров стального тросика, три лимонки и прочая дребедень, включая несколько неприятных сюрпризов вроде выкидного ножа в рукаве… но зачем говорить? По тексту узнаете, так будет интереснее.
И вот, утром, за сутки до истечения срока, я наскоро побрился, оделся по вашей погоде, на минус десять в самую толстенную и грубую, чтоб на полу стояла, кожанку, взял рюкзак с долларами и патронами и присел на дорожку в свое любимое кресло. Венуся села напротив, зажав сложенные ладони между коленок. Глаза красные, лицо бледное, на щеках — лихорадочный румянец, губы искусанные. Третью ночь подряд плакала, зачем-то уходила это делать в гостиную.
— Не плачь, нос распухнет. Вернусь я, честное слово. Не убегу от тебя ни к кому.
— Плохо все это кончится. Мне сны страшные снились, запертые двери и убежать от кого-то нельзя.
— Глупости. Вернусь. Вернусь, «с ним», а не «на нем». Жди меня, и мы встретимся.
Встали. Обнялись на дорожку. Венуся меня перекрестила и поцеловала. Губы холодные, вздрагивающие. Мне, если честно, тоже стало страшно. Она была как радар — видела время вперед на многие километры, но совершенно непонятно что обозначали отметки на экране: самолет или стаю птиц. Всегда верю ее предчувствиям. Не хотелось бы, чтобы она видела, как я ухожу, поэтому попросил ее сходить в ангар за забытыми часами, оставил на столе загодя написанную записку с тремя пошлыми словами и вышел.
Я вышел на крыльцо, окинул взглядом великолепную диораму с сияющим весенним солнцем, щедро разливающим расплавленное золото в лужи, лес, покрытый только проклевывающимися зелеными листочками, упорно лезущую из-под бурой прошлогодней листвы травку, толкнул ворота, прошел положенные двадцать пять шагов и обернулся, чтобы, возможно, в последний раз увидеть Дом и Мир. Достал пистолет и взвел его — если там сразу начнут убивать, хоть один будет мой — поводил по земле прицелом для проверки и разломил в руке палочку, сделав шаг назад. Войду жопой вперед, как Меншиков к султану, чтоб много чести не было.
Вокруг меня появился какой-то серый туман и последнее, что я увидел в залитом солнцем мире — удивленное лицо Венуси, выбежавшей на крыльцо.
— Часы! Часы забыл…
Я так и не понял, увидела ли она, как я махнул ей рукой…
Касание, или Как нас там принимают
Твою мать! Опять такое же приземление! Спиной оземь, затылком, похоже, о кирпич.
Достаточно темная, не очень большая комната. Спертый воздух, через малюсенькое загаженное оконце под потолком еле пробивается серый свет, похоже, от уличного фонаря, пыль и тлен. Подвал? Надо мной, сквозь остатки тумана, склонился какой-то темный силуэт. Я тут же осветил лазерным прицелом его предполагаемый лоб и, дав страшного петуха горлом, закричал:
— Руки за голову, к стене! Пули серебряные, стреляю сразу!
Силуэт быстро заложил руки за голову и отошел на пару шагов к ближайшей стене. Я, морщась от звона в голове, с трудом, кряхтя, встал. Пол засыпан какой-то дрянью, похожей на битый кирпич. Я продолжил играть свою роль.
— Спецотдел ФСБ, вы арестованы… Ноги шире, падла (бесполое ругательство, sic! Не знал я еще, кто мне попался). День, месяц, год, страна, место, президент кто, живо! — как мне помнится, проверяют время именно таким способом
— … января 1999 года, среда, Россия, Москва, президент Ельцин, — голос женский, очень привлекательный на слух. Она не боится. Духи. Не бомжиха. У дамы неплохие нервы — другая бы рухнула на пол или устроила истерику.
Я представил себе картину: псих с пистолетом нападает на женщину, крича про ФСБ и серебряные пули, и параллельно выясняет, кой нонче год на дворе. Хотя, что делать почтенной женщине в этом поганом месте? Ну, ладно. Дата сходится, за …цать дней до нашей смерти. Можно, кстати, по наглянке припереться на собственный день рождения.
— Оружие есть? — как можно грознее…
— Есть, пистолет, — спокойно отозвался силуэт. Хм, а она суть не просто дама…
— Доставай. Одной рукой. Пальчиками, за ствол. Очень медленно. И бросай, пальчиками же, на пол. Подальше.
До чего же глупо. Я отчаянно корчу из себя Джеймса Бонда, хотя, если передо мной профессионалка, во мне в любую секунду может образоваться область, напоминающая дуршлаг. Противно даже. У нее длинные ногти, накрашенные черным лаком. Она осторожно отвела в сторону руку с оружием, и пистолет с тупым звоном брякнулся об пол.
— Ты одна?
— Одна. Честное слово.
«All the lonely people…» — заткнитесь, Джонни и Пол!
Я нашарил во внутреннем кармане фонарик и вытянул его из недр куртки.
— Врешь ведь, конечно… Ну, что ж, поворачивайся. Будем знакомиться.
