Освобождение - [27]

Смех у старичка просто отвратительный. От этого клекота сипения и шипения сосет под ложечкой и шевелятся волосы.

— Значит, наш гость и здесь опередил наши самые дальние планы. Что ж, сделать ее гросс-фрейлиной — просто, как и моей со-дочерью. На шестой сотне лет пора, наконец, обзаводиться серьезным потомством, а не сопливым материалом или вурдалаками.

— Отметь, Ульрик, ты уже говоришь, как один из Старых, — Рамсес погрозил тонким пальцем — могут высохнуть мозги.

— Да, они могут высохнуть. Тогда, чтобы еще усилить впечатление, я выражаю Белле свое порицание. Бить слуг нехорошо, Белла, — когда Ульрик говорил это, его губы зло кривились в подобии саркастической улыбки, — даже если они провинились, ведь они — наши родственники.

— Идите оба к черту, — Белла слезла со своего пьедестала и накинула черный, в шелком вышитых драконах, халат, решительно направляясь к выходу.

— Все-таки я ничему тебя не научил за это время, сестренка.

— Я знаю, — бросила Белла через плечо.

Предыстория номер два, вспомненная одним из участников

Париж вяло кутался в лохмотья, устав от голода, санкюлотов, гильотин, якобинцев и патриотических речей. Всякий добрый буржуа хотел только одного — хоть короля, хоть черта, хоть дьявола, но кого-нибудь, кто вернет Франции гордость былых времен и тугую мошну парижанам. На улицах, вокруг пылающих костров, дуя в ладони, стояли патрули с заряженными ружьями. Они, как было сказано, охраняли город от воров. Что воровать-то, ситуайен Робеспьер? Не всякий в наши времена может позволить себе кус тухлой конины… От того, что будешь дни напролет горланить «Марсельезу» и «Смерть Бурбонам!» сытее не станешь. Э-хе-хе… Подкинь-ка, голубка моя, дровец в эту проклятую печку — топишь ее топишь, а тепла все нет…

Один из патрулей, стоявших на углу, состоял из молодых и неплохо по нынешним временам одетых людей. Одежда на них явно была с чужого плеча: матло сочетались с изысканными камзолами и драными плащами, на некоторых были кюлоты с чулками, но в качестве обуви — деревянные башмаки-сабо. Та еще, словом, компания. Соединив эти разнородные предметы туалета в одно, нетрудно было догадаться, что эти буяны жили в основном тем, что отыскивали и убивали, перед тем ободрав как липку, уцелевших аристократов. Судя по говору — все они плебейских кровей, кроме одного, с длинным лицом и воспаленными веками, он говорит как аристократ.

— Я все не пойму Анри, как ты мог наплевать на свое происхождение и стать санкюлотом?

— Я же тысячу раз говорил — я бастард. Папаша — да сдохнет он в петле — сделал меня своей экономке под угрозой кнута. И я такой же, как вы нищий, только меня воспитывали в дворянской семье. Это не мешает мне ненавидеть все их дьяволово семя не хуже вас.

— Где твои аристократы, Поль?

— Ага, от этого мороза сдохнуть можно.

— Сейчас бы всем по девке и вина, а не стоять здесь, не караулить неизвестно кого…

— Говорю вам, ребята, я сам их видел. Это две бабы, постарше и помоложе. Старая держит молодую под замком. Я сам в щелку видел, как она хлестала ее по щекам, когда слуги привели ее. Поссорились, видать, или помоложе — ее экономка или камеристка, поймали ее на ложках или заигрывала с любовником старшей. А побрякушек на старой — как в ювелирной лавке. Не знаю почему, но она встает вечером и ложится спать утром. Боится, видимо, народа, дворянская сволочь.

— Точно, боится. У нас в Безансоне один кюре тоже начал жить по ночам, думал, что так его не смогут найти и поймать. Утречком мы его поймали и ровно в полдень повесили сушиться, чтоб больше ни от людей, ни от революции не прятался по ночам.

— Где ты их видел? Не тяни волынку!

— В подвале, возле дома Жасо на улице Менял.

— Это вон там, — говорящий ткнул пальцем в продранной перчатке в сторону дома с погасшими окнами.

— Нет, Жан, — Анри задумчиво потрогал подбородок, — она не народа боится и не революции. Вы помните ту шлюху, которую мы нашли недалеко отсюда недели две назад? Жюно тогда чуть в штаны не наложил.

— С разорванным горлом?

— Да-да. Именно с разорванным горлом. А как вы думаете, почему ее еще и вверх ногами повесили на стропиле?

— А хрен ее знает. Может, чтоб все видели, каким паскудным местом она себе на жизнь зарабатывала, ублажая проклятых аристократов.

— Нет, Поль. Ее так повесили, чтобы вытекла вся кровь.

— Неужто кому-то в наше время захотелось колбасок с кровью? — смеясь, произнес Поль.

— Нет, не колбасок. Кому-то захотелось самой крови.

— Что-то эта шлюха не была похожа на христианского младенца, чтобы ей заинтересовались жиды…

— А это и не жиды, Жюно. Ты что-нибудь слышал о живых мертвецах, что сосут кровь у людей?

— Брось эти бредни, их моя бабка рассказывала, когда вконец из ума выжила, Анри. Нет никаких живых мертвецов-кровососов. Ты же сам говорил, есть только то, что проверяемо опытом.

— Говорить-то говорил, но Сен-Жермен говорил еще, что нельзя считать, что чего-то нет, пока его отсутствие не доказано опытом. Говорят, эти твари мрут, только если в них попадет серебряная пуля или им оттяпают голову. Жюно, у тебя была сабля. Ага, она здесь. Сплющим-ка пару-тройку монет и зарядим ими пистолеты. На всякий случай.